Тревожное счастье

Разведчики еще вчера установили, что Саша наведалась в Заполье, переночевала там, пошла обратно и в местечке задержалась в больнице. Толя Кустарь из-за реки видел ее в бинокль. Но предупредить ее всё не могли: рядом были немцы. И, наконец, сегодня разыскали старого днепровского рыбака — деда Клима, который не раз помогал партизанам. Теперь Сашу поджидали в условленном месте.

«А если ее не отпустят? Задержат?» — думал Лялькевич. От этой мысли ныло сердце. Он подскочил, когда услышал радостный крик Данилы:

— Идет!

— Кто?

— Саша!

— Гляди хорошо. Она?

Даник минуту помолчал. Потом с досадой крикнул:

— Так и есть!

— Что?

— «Хвост».

— Какой хвост?

— Кто-то идет за ней следом.

— Может, наши?

— Нет, не похоже.

Лялькевич укрылся в лозняке, не сводя глаз с хлопца, которого едва можно было разглядеть в густых ветвях дуба.

— Даник! Идет?

— Бежит.

— А тот?

— Спрятался в кустах.

— Слезай. Идем навстречу.

— Погодите. Кажись, наши? Наши! Идут вслед за тем.

Лялькевич с облегчением вздохнул.

…Возможно, фон Штумме не обратил бы на Сашу особого внимания, если б она помогла врачу перевести больных и потом спокойно ушла домой. Но когда «фрау Мария» сказала, что помощница ее заскучала по дочке и хочет уйти, просит пропуск, чтобы ее больше не задерживали, это показалось ему подозрительным. Так внезапно, под вечер, отправиться в неблизкий путь, через лес, болото, партизанскую зону? Он вызвал начальника полиции и приказал: пускай один из агентов проследит, куда пойдет эта молодая женщина.

Сашу перевезли через Днепр на полицейской лодке. Чтобы не выдать своего волнения, она шутила с молодыми полицаями, среди которых был и ее «провожатый». Он спрятался в кустах и пошел следом за ней. Саша его не видела. А он не видел, что за ним следом так же тихо идут три партизанских разведчика, три здоровых хлопца. У края болота они связали его.

Саша и в самом деле бежала всю дорогу. Как только выдержало сердце! Оно, казалось, выстукивало одно слово: «Лен-ка, Лен-ка…» А в ушах гудело: «Про-вал, про-вал…» Кто остался в живых? Кто ее ждет? Ждать должны, кажется, где-то тут… И все же она вскрикнула от неожиданности, когда Владимир Иванович вышел из кустов навстречу.

— Ах, — и бросилась к нему, вцепилась в рукав сорочки. — Ленка! Что с ней?

— Успокойтесь, Александра Федоровна. Жива, здорова. В отряде, с Полей. А вон Даник.

— Саша! — окликнул брат, слезая с дуба.

— Один дорогой нам человек погиб — Алексей Софронович. Пошел на смерть, чтобы спасти Ленку, ребят.

Усталая, измученная, радуясь за дочь, за своих и по-прежнему в тревоге за Петра, Саша уронила голову на грудь Лялькевичу и заплакала. Ни разу до сих пор она не плакала при нем. Он осторожно и ласково погладил ее плечо.

— Что вы, Саша!

— Владимир Иванович, спасите Петю, — проговорила она сквозь слезы.

— Петю? А где он?

— Там… в больнице… У Марии Сергеевны. Тяжело раненный… Он бросил гранату в школу…

— Так. Моя догадка подтвердилась. Они что, схватили его?

— Нет. Немцы не знают. Мария Сергеевна спрятала.

— Вот как!

— Она положила его на место раненого полицая, а того — в подпол. Но об этом знают бабы-санитарки… Могут проговориться, выдать… Или полицая проведать придут. Тогда смерть и Пете и Марии Сергеевне… Владимир Иванович!

— Погоди. Расскажи все, а мы подумаем.

Рассказала Саша уже после того, как состоялся суд над пойманным шпионом. Слушали ее все: Владимир Иванович, Данила, Толя Кустарь, Дажора, разведчики. И все думали. Собственно, раздумывали недолго. Лялькевич сразу прочитал на лицах партизан: надо спасать Петра и Марию Сергеевну! Да, надо спасать — таково и его твердое решение. Но как? В местечке, по подсчетам Саши и разведчиков, около сорока немцев и добрых полсотни полицаев. После случая в школе они сейчас особенно бдительны, настороженны. Попросить помощи в отряде и штурмом разгромить вражеский гарнизон? Нет, не пойдут на это ни Копытков, ни даже Дед. Попробовать выкрасть Петра? Послать за реку разведчиков и этих ребят, которые только что избежали лап гестапо? А не на верную ли смерть он пошлет этих смельчаков, сильных, жизнерадостных? Что тогда скажет Копытков?

«Да ну его к дьяволу, этого Копыткова! С каких пор я стал на него оглядываться? Ничего он не может сказать! Не вернутся они — не вернусь и я, потому что пойду вместе с ними! Спасти Петю — мой долг!»

Как они смотрят на него, особенно Саша и Даник! Ждут его слова. Верят, что он это слово скажет!

Владимир Иванович тряхнул головой, как бы отгоняя неприятные мысли, и широко улыбнулся.

Ночь была холодная и темная. Изредка в просветах меж туч мерцали одинокие звезды. Но Саша не видела их. Она стояла на холодном песке и вглядывалась в заречную тьму. Река лизала ее босые ноги. Женщина не чувствовала холода. Река плескалась, неумолчно шептала что-то. А за спиной, словно тысячеустое живое существо, шевелился лозняк.