Тревожное счастье

Доверие, с которым секретарь райкома так откровенно высказывал свои мысли, радовало Петра. Но в то же время становилось почему-то тревожно, как в тот раз, когда с ним говорил Панас Громыка. Несмотря на все нехватки, на бюрократизм, Петру хотелось после такой войны и победы видеть только хорошее, красивое, чистое. Иногда ему казалось: если б люди нарочно не старались найти плохое, не вытаскивали его на свет божий, то вокруг было бы больше светлого и всем легче жилось бы. Знал, что это толстовская философия: непротивление злу. Сам часто смеялся над своими розовыми очками, потому что жизнь каждый день разбивала их и принуждала вести борьбу со злом, с несправедливостью. И он ведь любил эту борьбу.

VII

— Петро Андреевич, расскажите миф.

Надя-почтарка — девушка рыжая, некрасивая, но очень романтическая, чувствительная. Как-то сидя в сельсовете без дела, Петро рассказал ей и Кате миф о Нарциссе и был поражен тем, как слушала Надя — словно ребенок сказку: дошел он до смерти Нарцисса — и на глазах у нее заблестели слезы. С тех пор Надя частенько бывала его слушательницей. Петру доставлял удовольствие ее детский восторг. А кроме того, когда рассказываешь другим, очень прочно запоминаешь сам. На всю жизнь. Никакой экзамен после этого не страшен.

Но какой из мифов отвечает его настроению? А настроение у него сейчас приподнятое. Может, что-нибудь о проказнике Эроте? Катя по этой части опытна больше чем надо, ее никакой былью не смутишь, не то что сказкой. А Надя?.. Этой рыжей, верно, тоже каждую ночь снятся хлопцы. Петро подумал, что ей, такой некрасивой, трудно будет найти свое счастье, и пожалел девушку. И неизвестно почему ему вспомнился поэтический миф о Дафне.

— Аполлон, бог поэзии и музыки, был парень веселый, жизнерадостный. Ну, к примеру, как я.

— Вы иной раз темнее тучи, — возразила Надя.

— Будешь критиковать — не стану рассказывать.

— Нет, нет…

— Но, как и простого смертного, однажды бога постигло горе. А виноват в этом был его коллега, юный бог любви Эрот, сын Афродиты.

— Которую вы видите во сне, — засмеялась Катя.

Петро отпарировал:

— Тот самый Эрот, маленький шалопай, который довольно часто навещает Катю.

Заведующая хатой-читальней поняла намек, покраснела.

— Так вот… Однажды Аполлон увидел Эрота. Малыш натягивал свой золотой лук. Аполлон засмеялся и сказал: «Бедняжка, зачем ты таскаешь такое тяжелое оружие? Не под силу оно тебе. Не вздумал ли ты соперничать со мной? Уж не хочешь ли ты отнять мою славу?» — «Погоди, я тебе покажу, — подумал Эрот, — чьи стрелы более метки и глубже ранят». Взмахнул божок золотыми крылышками, взлетел на Парнас — на гору, где жили все прославленные боги и герои. Взял он там две стрелы. Одну — что зажигает любовь… Эту он пустил в сердце Аполлона. Другой стрелой, которая убивает, губит любовь, он пронзил сердце нимфы Дафны, дочери речного бога Пинея. Влюбился Аполлон в Дафну, как говорится, по самые уши. Красавец такой, что у любой голова бы закружилась. А Дафна, хотя и была обыкновенная девушка, увидела его и — бежать. Что косуля от волка. Аполлон — за ней. «Погоди, прекрасная нимфа! — просит и молит он. — Куда ты летишь, как голубка от орла? Ведь ты поранила себе ноги. Остановись! Я люблю тебя! Погляди, кто я. Не пастух какой-нибудь, не лапотник, а сам бог, сын Зевса!» Но что ей до того, когда в сердце у нее ни капли любви!..

— Это правда. Хоть ты бог, хоть ты принц, а коли нет любви… — вздохнула Надя.

— Ой, Надечка, не говори… Перед таким мужчиной, как этот Аполлон, не устоишь, — сказала многоопытная Катя.

В дверь просунулась плешивая голова Халимона Копыла. Старик ухмыльнулся щербатым ртом.

— Сказочки рассказываем?

— А вы, дядька Халимон, не подслушивайте, вам нельзя про любовь. Жену разлюбите, — засмеялась Надя.

Петру стало неприятно оттого, что Копыл подслушивал. Пропала охота продолжать. Да от Нади не отвяжешься.

— Ну и что же дальше, Петро Андреевич? Догнал ее Аполлон?

— Догнал.

— Эх! И все? — разочарованно вздохнула девушка.

— Нет, не все. Чувствуя, что Аполлон вот-вот схватит ее, испуганная Дафна стала просить своего отца, бога Пинея: «Папочка, родной, помоги мне. Прогони от меня этого нахала. Я его боюсь. О земля! Лучше поглоти меня!»

Сказала она это и тут же застыла на месте… превратилась в лавр, дерево такое, на котором лавровый лист растет… Долго опечаленный Аполлон стоял перед зеленым лавром. А что поделаешь? Ничего. Одно только было в его власти. Он сказал: «Будь же вечно зеленым, лавр. И пусть венок из твоих листьев украшает мою голову, мою кифару и колчан». Все. Вот что наделал проказник Эрот, лучший друг нашей Кати.

— Не больно он мне друг, — серьезно и даже как будто печально ответила Катя. — Он друг тех, кто счастлив в любви, как вы. А у меня… какое там счастье! Одно несчастье.

Из-за стены, где помещался медпункт, донесся насмешливый Сашин голос:

— Аполлон Андреевич! Боюсь я, как бы кто-нибудь не поразил стрелой твое сердце.

То, что его рассказ слышала жена, Петра нисколько не смутило, наоборот, развеселило еще больше. Он крикнул в ответ:

— Богиня моя! Оно давно поражено. Тобой.