Три Анны

Бдительная пенсионерка А. Б. Сурепкина»

.

Рассвет застал Аглаю Сурепкину на подходе к почтовому отделению на Проспекте Красных Командиров, который на её памяти прежде назывался Измайловским.

С неба трусил мелкий мокрый снег, тающий на лице ледяными брызгами. Ноги в резиновых ботах мгновенно окоченели, а руки в тонких перчатках с трудом удерживали старомодный ридикюль, подаренный ей сослуживцами из зоосада на юбилей.

– За правду не грех и пострадать, – гордо расправила плечи Сурепкина, опуская в почтовый ящик тонкий конверт с блёклой розовой маркой.

Крышка синего ящика глухо щёлкнула, бесстрастно всасывая в железное нутро очередную почтовую корреспонденцию.

«Выемка писем в 8.00» – прочитала Аглая Фёдоровна на табличке и посмотрела на часы. Почти восемь. Через несколько минут письмо пойдёт по назначению. Она довольно подула на замёрзшие пальцы и повернула назад, чтобы успеть купить в «Молокосоюзе» самый свежий творог. Здоровье надо беречь.

* * *

Ночной визит Ираиды Марковны совершенно выбил Аню из колеи: за что бы она ни бралась – мыслями постоянно возвращалась к арестованному Демьяну Ивановичу.

После разрыва с Кумачёвыми они с Костей ни разу не были в Пролетарском переулке и ни разу, словно сговорившись, не упоминали Демьяна с Ираидой между собой.

Лишь один раз, вскоре после свадьбы, Костя рассказал ей, какую роль сыграл в его судьбе Леонид Леонидович Цветков.

– Моя мама, Лидия Петровна, никогда не была знаменитой актрисой, – нежно взглянув на портрет, Костя грустно улыбнулся, и Аня сердцем почувствовала, что рана от смерти матери ещё не затянулась в его душе. – Но в узких кругах интеллигенции она пользовалась некоторой популярностью. Пела милые песенки на стихи поэтов-символистов. Знаешь, такие тягучие грустные баллады о любви и смерти.

– Да, знаю, я люблю стихи, – Аня взяла мужа за руку, чтобы ему не так горько вспоминалось прошлое.

Он благодарно сжал её пальцы, продолжив повествование:

– Когда началась революция, мне исполнилось семь лет. Отец, офицер конной гвардии, погиб в первые дни переворота, и мама, совершенно не приспособленная к жизни женщина, осталась без поддержки и без средств к существованию. Я старался помочь ей, насколько хватало сил. Но на что может хватить сил семилетнего мальчика? Рассудив, что самым лучшим будет не выпускать маму из виду, я, как клещ, вцепился в её юбку и везде таскался сзади, зорко следя за тем, чтобы она не потерялась в толпе, чтобы её не обокрали, не обманули и не обидели. Но мама обладала поразительной способностью попадать в нелепые ситуации. Конечно же, она почти сразу отдала все свои сбережения незнакомой женщине, лишь потому, что та обещала достать ей талоны на продукты, которых никогда не существовало в действительности. Потеряв деньги и обменяв наиболее ценные вещи на еду, мама попыталась заработать, но, кроме как петь, она ничего не умела делать. Тогда мы с ней начали просить милостыню. Каждый день, ближе к вечеру, мы шли по дворам, выбирая те, в чьих окнах мелькал свет керосиновой лампы. Так мы определяли зажиточных горожан. «Романс», – звонко объявлял я на весь двор, и мама начинала петь. Всё время, пока звучал романс, я стоял рядом с ней со снятой шляпой в руках. И как только видел мелькнувшее в окне лицо, кланялся, прося подаяния. И знаешь, при всём том, что у людей и самих в доме бывало шаром покати, нам подавали. Не густо: корку-другую хлеба, порой варёную картошину или луковицу, но мы и этому радовались, нисколько не стыдясь своей нищеты. Тогда в Петрограде развелось множество нищих, но горожане понимали, что все они – невинные жертвы. Погорельцы, как иногда называли нас старики. Да, да, именно так и было, – подтвердил свои слова Константин, заметив слёзы на глазах жены, с отчётливой ясностью представившей полураздетого и голодного мальчика, который не сводил тревожного взгляда с непутёвой мамы. – Мыкались мы с мамой пару лет, спускаясь на социальное дно всё ниже и ниже. И вот в один прекрасный день, когда мы с ней остались ночевать в подвале на Караванной улице, нас задержал наряд красноармейцев. Конечно, документов у мамы не оказалось, и нас уже собрались препроводить для выяснения обстоятельств, как вдруг комиссар, указывая на маму пистолетом, вежливо спросил:

– Мадам, скажите, не вы певица Саянова?

– Я, – ответила мама и заплакала.

Так мы познакомились с Цветковым.

Оказалось, что он поэт и пишет стихи, но их, к сожалению, никто не печатает. Тогда мама предложила переложить их на музыку, немного облагородив текст. А поскольку она слыла человеком талантливым, первая же песня на стихи Леонида Цветкова приобрела популярность. Дальше – больше, мама исправно помогала поэту, редактируя его тексты и сочиняя музыку, а он выхлопотал нам паёк и переменил мелкобуржуазную фамилию Цветков на пролетарскую Кумачёв. С его появлением наша жизнь резко изменилась в лучшую сторону, поэтому, когда он предложил маме выйти за него замуж, она не стала раздумывать, опасаясь, как я думал, снова оказаться в подвале.