Три Анны

Она поспешила за Нгуги и скоро догнала его у дверей в небольшую комнату, освещённую яркой керосиновой лампой. Её свет расплывчатым кругом отражался от оконного стекла за спиной мужчины в военной форме, который вольготно сидел за массивным письменным столом.

Остановившись напротив стола, Нгуги сдержанно поклонился:

– Доброй ночи, товарищ Машкин. Приехал за пайком для товарища Свешникова.

– Вижу, вижу! – сидевший поднялся и крепко пожал Нгуги протянутую руку, вскользь покосившись на Аню: – Кто такая?

– Сирота из Дроновки. У нас теперь живёт.

– Ох, добрая душа, наш дорогой Алексей Ильич, сразу видно, большевик старой закалки. Крепкий, можно сказать, орешек! – похвалил хозяин кабинета, тяжело отваливаясь на стул.

– Сейчас выпишу вам ордерок на продукты, и можете идти к коменданту получать свою норму. Могу порадовать: решением Центрального комитета партии старым большевикам паёк увеличен.

Пальцы товарища Машкина безошибочно выхватили листок из кипы бумаг на столе, но прикоснуться к перу не успели, потому что дверь с шумом отворилась и в кабинет ввалился широкоплечий кудрявый мужчина с удивлённо приподнятыми бровями.

– Кого я вижу?! Товарищ Машкин! Какими судьбами?!

Новый гость вытащил из-за стола подрастерявшегося Машкина и принялся радостно шлёпать его ладонями по плечам, восклицая:

– Жив! Жив! Старый чёрт! А помнишь, как мы с тобой на Перекопе целую ночь самогон пили?

На какой-то миг лицо Машкина перекосила гримаса, и Ане показалось, что он действительно похож на чёрта со старой иконы Страшного суда в Дроновской церкви.

Машкин вырвался из крепких объятий вошедшего и утёр выкатившуюся слезинку:

– Товарищ Цветков? Леонид? Не верю своим глазам! Я думал твой отряд порубили белогвардейцы.

Тот, кого назвали Цветковым, беспечно махнул рукой:

– Было дело. Но я, как видишь, жив-здоров. Только я теперь не Леонид Цветков, а Демьян Кумачёв.

Сообщение о смене фамилии произвело на товарища Машкина такое ошеломляющее впечатление, что Анюта с Нгуги переглянулись.

Подпрыгнув на месте, как бешеная белка, Машкин восторженно завопил:

– Ты Кумачёв? Знаменитый поэт?

Он принялся хлопать себя руками по ляжкам, то и дело восклицая:

– Кто бы мог подумать?! Я и знать не знал, что мой однополчанин жжёт народ партийным словом!

Машкин повернулся к Нгуги и Ане, призывая их в свидетели, и, немного отойдя от первого восторга, представил собравшихся мужчин друг другу:

– Товарищ Кумачёв – мой друг по партии. А это – товарищ Нгуги, – на этих словах Нгуги протянул Кумачёву руку, – друг и соратник старого большевика, политкаторжанина Алексея Свешникова. Товарищ Свешников – личность легендарная. Бывший сокамерник самого Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Многозначительно подняв вверх указательный палец, Машкин ткнул им в потолок, напоминая о том, что товарищ Дзержинский – важный человек и член Центрального комитета партии коммунистов.

Он живо опустил руку и спросил поэта:

– Скажи, Лёня, тьфу, то есть Демьян, какими судьбами в нашу дыру?

Кумачёв рубанул воздух ладонью:

– Приехал с ячейкой агитации и пропаганды. Будем давать контрреволюции бой на идеологическом фронте.

– Агитпроп – это хорошо. Не забывает нас партия, – поддержал Машкин.

– А раз хорошо, то организуй нам, товарищ Машкин, парочку подвод, снять с поезда нашу агитбригаду. У нас там кинопроектор, плакаты, пособия. Даже книжки с моими стихами!

Он требовательно посмотрел на Машкина.

Тот задумчиво почесал подбородок и, остановив взгляд на чёрном лице Нгуги, просиял:

– Товарищ Нгуги, ты ведь на лошади? Выручай! Окажи революционную сознательность, помоги разгрузить вагон. А домой утром поедешь.

А? – Машкин, просительно заглянув в глаза Нгуги и поняв его молчание как согласие, подвёл итог: – Лады! Ступайте, товарищи! Пока грузитесь, велю подготовить вам комнаты для ночёвки. Места здесь много, всем хватит.

Захваченная событиями в кабинете, Анюта не сразу поняла, что Нгуги взял её за руку и потянул к двери:

– Пошли, поможем грузиться. А паёк позже получим.

* * *

Спеша за размашисто шагающим Демьяном Кумачёвым, Нгуги крепко держал Аню за руку. По его хватке, сжимавшей ей пальцы, она понимала, что Нгуги недоволен поручением и ему хочется поскорее вернуться домой. Ане, напротив, всё было ново и интересно, а уж то, что им надо поехать на вокзал, казалось просто сказкой.

Пока они ходили по кабинетам, на Олунец опустилась ночь, тёмная как лицо Нгуги, которое с трудом просматривалось издалека. Заячий треух на голове чернокожего, казалось, висел в воздухе, и Аня чуть не фыркнула от смеха, видя, как подошедший к ним паренёк со страхом отшатнулся, тихо ойкнув.

– Знакомьтесь, мой сын Костя. Будет нам помогать, – сказал товарищ Кумачёв, представляя юношу лет пятнадцати.

Хотя Аня понимала, что в ночной темноте её трудно рассмотреть, но всё равно застеснялась, помня о несуразной девочке, отразившейся в огромном зеркале на лестнице. Тем более что юноша показался ей очень симпатичным. По крайней мере, его голос, вежливо ответивший им с Нгуги: «Мне очень приятно».