Три Анны

Женщина неловко села, поджав под себя ноги, сунула руки в муфту и виновато посмотрела на Аню, пыхтящую от усердия:

– Девочка, давай я помогу.

Неизвестно почему, но, глядя на нахохлившуюся Лидию Петровну, Анюта вспомнила свою подругу, убогую Матрёнушку, и дрогнувшим от жалости голосом грубовато ответила:

– Сидите уж. Справимся без вас.

Нет, похоже, сегодня удача отвернулась от Анюты, потому что именно в этот самый момент в её ногу впилась какая-то железячка, пропоровшая насквозь тонкую сатиновую юбку.

– Ахти мне!

Юбка разошлась на две половины, обнажив круглую коленку, обтянутую шерстяным вязаным чулком. От стыда Аня не знала, куда девать глаза. Кругом стоят три мужика, а она, взрослая девчонка, коленками сверкает!

Выручил Костя. Он быстро сунул руку за пазуху драпового пальтеца с кургузым меховым воротничком и протянул Ане зажатый кулак:

– На, заколи.

Рука паренька разжалась, и Аня увидела на его ладони большущую булавку с чёрной головкой.

– Храни Господь.

Нахлёстнутые друг на друга куски ткани плотно легли один на другой, и Аня подумала, что этот городской мальчишка в щегольских ботиночках и калошах, похоже, не так уж плох.

Интересно бы посмотреть, как он агитирует народ и за что? Может попросить Нгуги остаться на завтра? Хотя он вряд ли согласится. Ишь как домой рвётся, небось, и на ночь в Олунце не останется. Но Нгуги остался.

Привезя агитпроповцев в Губком и освободившись от неожиданного задания, Нгуги устроил Аню в комнату отдыха, а сам отправился получать паёк.

* * *

Комнатка, в которую Аню определили, оказалась совсем крошечной: две кровати и две тумбочки.

Судя по всему, здесь давно не топили, и озноб пробирал до костей, даже несмотря на то что заспанная тётка, закутанная в плюшевый салоп, сунула ей в руки жестяную кружку кипятка и кусок хлеба. Хлеб Анюта сглотнула тремя кусками, а кружкой долго грела иззябшие руки, рассматривая вдавленный в металл узор с надписью: «Пей, не жалей».

Свеча на столе догорела до половины. Холод не позволял раздеться, а ложиться в тулупе на кровать, застеленную чистым покрывалом, Анюте не велела совесть. После недолгих раздумий, она прилегла прямо на пол, подстелив под себя домотканый коврик, вытащенный из-под кровати.

Заснула мгновенно и спала без сновидений, не меняя во сне позу и не шевелясь. Проснулась Аня как от толчка, а раскрыв глаза, увидела, что в дверях стоит Нгуги с мешком за плечами:

– Подъём, пора ехать, скоро день.

Собираясь встать, Аня перекатилась на спину и внизу подоконника заметила выцарапанные иголкой буквы. Любопытство взяло верх, и читать она уже умела. Неудобно нагибая голову, Анюта прочитала два имени, тонкими линиями перерезавшие дерево: «Аня и Мариша 1895».

«Видать, эти девушки тут жили», – поняла Аня, вспомнив, как давешняя тётка с кипятком объяснила ей, что прежде здесь был пансион для девиц.

– Это навроде школы, только ученицы здесь и ночевали. Домой их отпускали редко, чтоб не баловали лишку. Девиц числилось немало, оттого у нас теперь столько комнат для приезжих, – горделиво сказала женщина. – Бывало, со всех концов губернии тьма делегатов понаедет, а всем место находится.

– Пойдём.

Идя по коридору за Нгуги, Аня быстро подсчитала в уме, что неизвестные ей Аня и Мариша жили здесь ровно тридцать лет назад. Надо же, как давно. Наверное, сейчас они совсем старухи. У них есть взрослые дети, а может быть, и внуки.

При мысли о детях она вспомнила, как нежно разговаривал со своей матерью парень, с которым она вчера познакомилась. Костя. Константин. Рука сама собой нащупала булавку, которой она заколола разорванную юбку. Надо бы вернуть булавку. Ценная вещь.

Заметив жест, Нгуги понял его по-своему.

– Не горюй. Приедем домой – сошьёшь новую юбку. Я найду тебе крепкую холстину.

Аня кивнула:

– Да, – и, чтобы сделать Нгуги приятное, по-английски добавила: – Yes.

Удивительно, но английский язык давался ей очень легко. Словно играючи, она каждый день складывала в копилочку памяти по нескольку заморских слов. Запоминала сразу, уж очень забавно они звучали, словно нарочно выдуманы людей смешить. А вот, поди ты! Полмира говорит этаким манером.

И понимают друг дружку, даже песни сочиняют и книжки пишут. Нгуги сулил, что как только она начнёт хорошо читать по-русски, он ей покажет английские буквы. Говорит, что они совсем не похожи на наши.

Сокрушённо покачав головой, Аня вздохнула: «Неужели баба Катя окажется права, и из-за грамоты придётся век одной куковать без жениха. Хотя нет! Грамота только деревенским девкам мешает, а городские все читать сызмальства обучены. Господь ведает, судьбина и в город занести может. Вон Нгуги сколько тяжкая долюшка по свету помотала».

Вспомнив, что на обратной дороге Нгуги обещал досказать историю своей жизни, она попросила:

– Нгуги, сказывай, как ты к нам в Дроновку попал?

Видно, звенящая тишина раннего весеннего утра располагала к воспоминаниям, потому что лицо друга приняло задумчивое выражение, а голос еле заметно дрогнул:

– На чём я остановился?