Три дня до небытия

– Он просто перебирал все варианты наугад, – возразил Раскасс. – Понятно, почему он вспомнил о них – я ведь говорил ему о записях, когда позвонил. Ничего он о них не знает. И она, вероятно, тоже.

Из динамика теперь звучал голос Беннета Брэдли, рассказывавшего о заказе «субару», отнятом у него стараниями Раскасса, но видеть с такого большого расстояния Шарлотта уже ничего не могла. Она переключилась на Раскасса, который стоя смотрел сверху вниз на них с Гольцем. Заодно она проверила помаду – пока все в порядке.

– Вчера артефакт переместился на восток, – продолжал Раскасс, – и теперь Фрэнк Маррити и его дочь переживают… кризис. Наверняка это Маррити его забрал. Нам следовало остаться в больнице, а не терять время здесь.

Это я не сумела найти подход к Фрэнку Маррити, подумала Шарлотта, уже готовая к тому, что ей об этом напомнят. Но вдруг из шкафчика за креслом водителя тихо прозвенел гонг, и взгляд испуганной Шарлотты несколько раз перескочил от водителя к Гольцу и Раскассу и обратно. Перед ее глазами быстро сменялись припаркованные у обочины пустые машины, разливы уличных фонарей впереди и два ракурса ее собственного лица: губы поджаты, карие глаза широко распахнуты – в профиль и анфас.

– Посмотри, чего он хочет, – велел Раскасс Гольцу.

Шарлотте уже чудилось, что из шкафчика доносится щелканье челюсти, подвешенной на филигранных серебряных петлях.

– Сейчас, – кивнул Гольц.

Поднявшись с места рядом с Шарлоттой, он подался к шкафчику, а Раскасс уставился ему в спину, поэтому Шарлотта переключила внимание на водителя – угрюмого студента-физика из Калифорнийского университета в Беркли – и стала его глазами следить за машинами впереди. Отъехав от дома, они двигались по бульвару Ист-Орандж-гроу, мимо пиццерии «Пицца-хат» и заправки «Шелл».

Щелкнул замок шкафчика, а потом она в самом деле услышала, как стучат челюсти Бафомета, и, хотя она неотрывно смотрела сквозь лобовое стекло на задние фары машин, сразу ощутила пряную вонь шеллака.

Раздался шепот нескольких голосов – Шарлотта впервые слышала, чтобы эта штука произносила слова. Через силу она вернулась к тому, что видел Раскасс.

За распахнутой дверцей в желтом свете, лившемся с потолка, поблескивала голова. Черная нижняя челюсть с подбородком, окованным серебром, как носок ковбойского сапога, часто двигалась вверх-вниз, но не синхронно шепоту.

Гольц включил спиритическую доску, лежавшую на шкафчике. Курсор на ее экране застыл неподвижно, зато сквозь кривые, цвета слоновой кости зубы Бафомета с шипением вырывалось несколько голосов.

– Зови меня летней мушкой! – выдыхал один.

– Восемьдесят центов, – шептал другой. – Дай хоть затянуться.

Шарлотта сглотнула.

– Что?.. Что за черт? – ей удалось произнести это спокойно.

– Духи, – с отвращением ответил Раскасс. – Они слетаются на Гармоническое Сближение как… мухи в летний день, и голова, когда ничем не занята, их притягивает. Думаю, наше движение только усугубляет дело – голова превращается в психический заряд, движущийся в поле Гармонического Сближения. Не кури мы сейчас сигареты, здесь были бы их сотни – и возможно, достаточно плотные, чтобы мы их увидели.

Шарлотта, вздрогнув, полезла в сумочку за пачкой «Данхилла».

Зыбкие, как пух, призрачные голоса стали сменяться чаще, накладывались друг на друга.

– Зачем ты это делаешь?

– Один, девятнадцать, двадцать четыре, двадцать семь, тридцать восемь, девятнадцать.

– Если я угадаю, сколько у тебя в кармане денег, покажешь свои сиськи?

– Целых два дня.

– Почему бы не попробовать с реальным мужчиной?

– Привет, красотка. Могу подсказать, какой номер выиграет в лотерее!

Шарлотта прочистила горло.

– Может, надо поздороваться? Это как-то невежливо – пренебрегать призраками.

Она все еще держала незажженную сигарету – ни Гольц, ни Раскасс на нее не смотрели, а нащупывать кончик дрожащими пальцами не хотелось.

Ответил ей Гольц:

– Ты его уже задела. Они движутся против потока времени. Но если ты скажешь: «Привет, дух!», его реплика будет ответом тебе, а не спонтанным приветствием.

– Привет, дух! – сказала Шарлотта.

Гольц покосился на нее, и Шарлотта его глазами увидела свою нервную улыбку. Она поспешила воспользоваться моментом, чтобы поднести огонек к кончику сигареты.

– И он назовет нам выигрышные номера лотереи? – спросила она, выдохнув дым.

– Уже назвал, – сказал Гольц. – И угадал, сколько центов у тебя в кармане. Не стоит показывать ему сиськи – он еще не просил. К тому же, я думаю, они все равно ничего не видят.

– Девятнадцать… двадцать четыре, – поспешно повторила Шарлотта. – Надо было записать цифры!

– Они врут, – фыркнул Гольц. – Не знают они выигрышных номеров.

– Если они движутся назад во времени, – размышляла Шарлотта, – как же они говорят в правильном порядке? Должно получаться, как на пущенной задом наперед записи.

– Молодец, – похвалил ее Гольц. – Они несутся мимо, всего на несколько секунд застревая тут с нами. В эти секунды поток относит их в том же направлении, что и нас. Так что каждая фраза начинается с начала и заканчивается концом, но для нас следующая реплика оказывается их предыдущей.