Три дня счастья

Раньше я старался не воспринимать Мияги как объект подобных желаний, но теперь, позволив себе посмотреть на неё с другой точки зрения, пришёл к выводу, что на роль жертвы для выплеска моего гнева девушка подходила идеально. Почему-то рядом с Мияги я ощущал себя садистом. Она была сдержанна и невозмутима, как скала, но иногда что-то по-человечески слабое прорывалось через этот фасад, и, возможно, мне просто хотелось его сорвать. Хотелось показать ей, насколько она уязвима, несмотря на все попытки выглядеть сильной.

Я встал прямо перед Мияги, и она невольно подобралась, словно почуяв что-то неладное.

— У меня к тебе вопрос.

— Да?

— Сколько времени проходит между моментом, когда наблюдатель понимает; что объект наблюдения переступил черту, и смертью объекта?

Мияги слегка напряглась:

— Почему вы спрашиваете?

— Хочу узнать, через какое время я умру после того, как, скажем, изнасилую тебя.

Она даже не испугалась, только посмотрела на меня холодно, с презрением:

— Сообщение получат мгновенно, а на остальное уйдёт не более двадцати минут. Бежать бесполезно.

— То есть я абсолютно свободен минут десять? — тут ж спросил я.

Мияги отвела взгляд.

— Я такого не говорила, — беспомощно выдавила она.

Повисла тишина.

Странное дело, Мияги даже не попыталась убежать — просто уставилась на свои колени.

Я протянул к ней руку, ожидая, что она осыплет меня проклятиями и будет отчаянно сопротивляться, но, даже когда я коснулся обнажённого плеча, девушка ничего не предприняла, только подавленно застыла на месте.

Наверно, я грубо повалю её на спину, прижму к полу, чтобы не вырвалась, и дам волю своей похоти. Скорее всего, у неё на теле прибавится синяков или царапин, на красивой коленке появится ещё один уродливый шрам, а в почти угасших тёмных глазах станет ещё меньше света. А когда всё закончится, она посмотрит на меня и выдаст: «Довольны?»

Неужели мне хочется именно этого? Да чем я только думал?

Тут же схлынуло нервное возбуждение, на смену ему пришла опустошающая тоска.

От обречённого взгляда Мияги что-то сжалось в груди, я отпустил руку и сел рядом с девушкой.

Теперь было стыдно за собственную импульсивность.

— А твоей работе не позавидуешь, — вымолвил я. — Вон какие подонки попадаются.

— Рада, что вы поняли, — не поднимая глаз, откликнулась Мияги.

Теперь понятно, почему меня оценили в триста тысяч. Я был на волосок от того, чтобы совершить непоправимое.

— Опасная работа. Я же наверняка не один такой? Не у меня одного крыша поехала настолько, что решил выместить всю злобу на наблюдателе.

Мияги отрицательно покачала головой.

— Вообще-то вы ничего особенного не сделали. Многие заходили гораздо дальше, — сказала она, будто пытаясь оправдать мой проступок.

Я хотел спросить, что случилось с её коленом (эта рана не давала мне покоя с первой встречи), но промолчал. Попытка проявить участие после того, что я собирался натворить, вызвала бы одно раздражение.

— Почему ты делаешь эту работу? — задал я другой вопрос.

— Если вкратце: потому что вынуждена.

— Расскажи не вкратце.

Мияги в ответ удивлённо уставилась на меня:

— Я думала, вам, кроме Химэно-сан, никто не интересен.

— Тут ты ошибаешься. Вообще-то мне бы даже и в голову не пришло вытворить с тобой что-то подобное, если бы я не испытывал к тебе интереса.

— Правда? Ну спасибо.

— Если не хочешь рассказывать, не надо.

— Ну, скрывать мне, в общем-то, нечего... Я ведь говорила вам, что можно продать не только жизнь, но и время со здоровьем?

Я кивнул.

— Так вот, я продала время. Примерно тридцать лет.

Кстати, а ведь я как раз хотел узнать, что значит «продать время».

— Ясно. Так продать время — это...

— Именно. Большинство наблюдателей — люди, которые так же, как и вы, пришли в тот самый офис и продали своё время. По сути, заодно они распрощались и с безопасностью, и с близкими людьми.

— Значит, раньше ты была обычным человеком?

— Да. Я была таким же человеком, как и вы, Кусуноки-сан.

Почему-то я воображал, что Мияги с рождения такая — хладнокровная, циничная и сдержанная. Но теперь, слушая её рассказ, пришёл к выводу, что без этих качеств было не выжить, с такой-то работой.

— Но ведь ты стареешь, как все люди? Если ты продала тридцать лет, то, когда уйдёшь с этой работы, тебе уже будет за сорок?

— Выходит, что так. При условии, что я доживу, конечно. — И она слабо улыбнулась, понимая иронию сказанного.

Значит, следующую пару десятилетий она проживёт невидимкой.

— Неужели тебе до такой степени были нужны деньги?

— Сегодня вы задаёте много вопросов.

— Если не хочешь отвечать, не надо.

— Просто история неинтересная.

— Да уж поинтереснее, чем причина, заставившая меня продать свою жизнь.

Мияги взглянула на расписание поездов.

— Ну, у нас ещё есть время до отправления первой электрички, — заключила она и начала свой рассказ.