Три дня счастья

— Мне до сих пор неизвестно, что заставило мою мать продать несколько десятилетий своего времени и купить на них жизнь. Помню, она постоянно на всё жаловалась. Отец ушёл от нас ещё до моего рождения. Мать поминала его недобрым словом при каждом удобном случае, но, подозреваю, в глубине души очень хотела, чтобы он вернулся. Быть может, она пыталась продлить срок своей жизни, чтобы его дождаться. Разумеется, отец бы от этого не стал жить дольше, да и сама мать была для всех невидима, а главное — я ума не приложу, как можно желать возвращения человека, который на прощание избил её так, что на теле остались незаживающие раны.

С другой стороны, если мать собиралась продлить свою жизнь, чтобы дождаться отца... мне кажется, её не волновало, что он был за человек. Ей просто нужно было за кого-то цепляться — возможно, её больше никто не любил. Я ненавидела свою несчастную мать, она отвечала мне тем же и то и дело повторяла: «Лучше бы я тебя не рожала». Помню, мне исполнилось шесть лет, когда она продала своё время, стала наблюдателем и исчезла из моей жизни. После этого меня на пару лет приютила тётя, но и в её доме меня считали обузой.

Тут Мияги остановилась и будто бы задумалась. Сомневаюсь, что от нахлынувших чувств ей стало трудно говорить. Скорее всего, она забеспокоилась, не вызовут ли её слова неожиданную жалость у слушателя в моём лице.

Продолжила она довольно равнодушно, будто речь шла о постороннем человеке:

— Мать умерла, когда мне исполнилось десять лет. Причину смерти толком не знаю, известно только, что мать убил объект наблюдения. Оказывается, продление срока жизни не исключает гибели от травм или болезней. Когда мне об этом рассказали, я подумала, что это просто нечестно, жульничество какое-то. Человек, сообщивший о смерти матери, добавил кое-что важное. «Теперь у тебя есть долг, — заявил он. — Огромный долг, оставшийся от матери. Есть три способа его вернуть: продать жизнь, время или здоровье». Мать продлила срок жизни, продав почти все свои годы, но умерла раньше, чем смогла отработать. Теперь я, как дочь и наследница, должна была понести за это ответственность. И если я не могла сразу вернуть её долг, то кредиторы имели право на своё усмотрение выбрать что-то из трёх пунктов и заставить меня заплатить по счёту.

— Значит, они выбрали время, — сказал я.

— Верно. Я могла вернуть долг, продав чуть больше тридцати лет своего времени. Так я и стала наблюдателем. Это опасное и одинокое дело, но зато в процессе я познаю ценность жизни, вижу, какой образ жизни ведут люди. Мне кажется, когда долг будет выплачен, я точно смогу правильно прожить оставшееся время. С этой точки зрения работа не такая уж плохая.

Мияги закончила на позитивной ноте, но мне её история казалась настоящей трагедией.

— Не знаю, — проговорил я. — Я бы такую жизнь продал. Ведь нет никакой гарантии, что доживёшь до того момента, когда долг будет выплачен. Твоя мать тому пример. А если и доживёшь, то лучшая часть жизни будет уже позади. Не подумай плохого, но я процитирую твои же слова: ты к тому времени всего лишь окажешься на стартовой линии. По-моему, жизнь, которая начинается в сорок лет, после того как успеешь хлебнуть горя полной ложкой, довольно трагична. Лучше уж её продать.

— Скорее всего, я бы так и поступила, если бы моя жизнь стоила нормальных денег.

— А сколько стоила?

— Столько же, сколько и ваша, — сказала Мияги. — По десять тысяч иен за год. Мне кажется, я постоянно критикую вас потому, что никак не могу простить себя за это. До чего же дешёвой оказалась моя жизнь. Кажется, я вижу в вас себя. Простите, что срывалась на вас.

— Слушай, но тогда… Неловко такое предлагать, конечно, но не лучше ли тогда сразу умереть? — сказал я. — Ведь надеяться не на что.

— Да, тут вы правы. И возразить нечего. Но я никак не могу на это решиться — возможно, потому, что во мне течёт кровь моей матери. Я безнадёжная дура. Знаю, что будущее не сулит ничего хорошего, но по-прежнему цепляюсь за жизнь. Скорее всего, я и умру так же, как она. Но дело в том, что нельзя заранее узнать, как всё сложится. Ведь всё время надеешься на внезапную перемену к лучшему.

— Знаю я человека, которому было суждено прожить пятьдесят лет с этой мыслью и умереть, так ничего и не добившись, — пошутил я.

— Я тоже его знаю, — улыбнулась Мияги.

Я улыбнулся в ответ и зажёг сигарету. Тогда Мияги вдруг встала, вытащила у меня из кармана ещё одну и сунула её себе в рот. Я поднёс зажигалку, но, похоже, в ней закончился газ, и, сколько я ни щёлкал, пламя не появилось.

Мияги показала пальцем на сигарету в моих губах и наклонила ко мне голову. Я догадался, чего она хочет, и тоже наклонился к ней.

Кончики сигарет соприкоснулись, и огонёк засветился на сигарете Мияги.

Впервые девушка расслабилась в моём присутствии, и я вдруг подумал, что хорошо бы запомниться ей как объект наблюдения, рядом с которым было легко.

За железнодорожным полотном небо медленно светлело.

ГЛАВА 9 Невероятное совпадение