Мария была против недружелюбных выпадов брата в адрес отца, но старалась при этом сохранить в толстовской семье дружеские отношения. Так, 2 февраля 1902 года она пишет ему из Гаспры[402]
, где находилась рядом со смертельно больным Толстым. Лев-младший был у них накануне, и, судя по всему, между братом и сестрой состоялся важный разговор, итогом которого было раскаяние Льва. В своем письме Мария пытается поддержать только что уехавшего брата в его нынешнем душевном состоянии: «…Недавно, перед твоим приездом, прочтя (против своего решения) начало твоего романа, хотела тебе писать и мысленно написала о том, как жалко, что в своих писаниях ты затрагиваешь с какой бы точки зрения то ни было „Толстого“. Что это не только бестактно, но прямо дурно. И ведь теперь, после того, что писал тебе папа, и вследствие того, что тебя это тронуло, и огорчило, и взволновало, и вследствие того, что ты сказал, что чувствуешь, что этого не должно делать и что ты больше и не будешь так писать, – ты мне стал настолько ближе, понятнее и дороже, что захотелось тебе это высказать, милый друг Лева. Если пишу нескладно и, может быть, затрагиваю то, что тебе очень близко и больно, – ты извини, чувствую же я к тебе очень хорошее чувство и очень, очень этому рада»[403].Духовная связь между отцом и дочерью не ослабевала. 16 сентября 1905 года Толстой пишет Марии: «Думаю же о тебе с любовью и радостью, что ты есть мой хороший, верный друг»[404]
. В его представлении дочь была связана с миром иным, горним. «Твое письмецо, милый друг, такое светлое, духовное, точно с того света и полное тем светом, который в тебе всегда, за который ты так бесконечно дорога мне»[405].В ноябре 1906 года Мария заболела воспалением легких и скоропостижно скончалась, месяц спустя Лев Николаевич произнес: «Как быстро умерла! Я за ней знал один недостаток: ее любовь к Коле, который очень хороший человек и которого я люблю. Эта слабость нарушила цельность ее удивительного характера»[406]
.В семье Софьи Андреевны и Льва Николаевича Толстых было много детей, для каждого из родителей существовала роскошь любить кого-то из детей больше, кого-то меньше. Помним, что Софья Андреевна очень любила Татьяну и почти безгранично – всех своих сыновей, особенно самого младшего, Ванечку, что Лев Толстой больше всех любил дочь Марию и того же Ванечку. Мария находилась в своеобразных ножницах: меньше других детей любимая матерью и безгранично любимая отцом. Может быть, только ей пришлось испытать на себе всю тяжесть родительского эгоизма.
В истории с замужеством отец пытался защитить любимую дочь от угрозы настоящих и будущих материальных невзгод; мысль о возможном отпадении Марии от служения «истинной жизни» была слишком тяжела для него – он потерял бы в ней самого близкого друга.
Можно предположить, что слабенькая здоровьем Мария Львовна была человеком не только сильного духа и мужества, но и какой-то исключительной душевной мудрости. Ей нужно было сдюжить духовную мощь Льва Толстого, проповеднический накал его высказываний и пробивать дорожку для собственной семейной жизни и личного счастья – счастья любви. И она, как кажется, справлялась с этой очень сложной задачей.
В 1899 году тридцатипятилетняя Татьяна Львовна приняла твердое решение выйти замуж за М. С. Сухотина. Их отношения имели свою историю, Михаил Сухотин давно входил в круг ее дружеского общения. Еще в 1882 году она между прочим записала в дневнике: «В субботу мы званы на Мишу Сухотина с гитарой. Мы с ним продолжаем быть на „ты“, хотя я хочу прекратить: все-таки он – мужчина, а я „девица“. Хотя это – очень глупо: нельзя быть дружной ни с кем, кто мужчина, сейчас толки пойдут, что влюблена. Треснула б!»[407]
Восемнадцатилетняя девушка влюбилась в Сухотина, но редкие встречи не переросли в роман, любовная история не состоялась и со временем была забыта[408]. Через семнадцать лет, во второй половине 1890-х годов, все переменилось.Младшая сестра, Александра Львовна, охарактеризовала сложившуюся еще 1897 году ситуацию:
«Толстой со своей исключительной душевной чуткостью чувствовал, что и Таня постепенно отходила, но причину ее метанья, постоянных отъездов, потери интереса к его внутренней жизни, к его друзьям, к красавцу-толстовцу с бараньими глазами Е. И. Попову, с которым у нее многие годы было то, что называют amitie amoureuse[409]
, – отец боялся предугадывать.Что привлекло Таню к М. С. Сухотину? Вероятно, она бы не смогла объяснить этого и сама. Окружающие же просто не допускали мысли о том, что Таня, имевшая такой громадный выбор среди молодых людей, наперебой за ней ухаживавших, могла бы так серьезно, неизлечимо полюбить этого, как Саша его называла[410]
, старика.