Три дочери Льва Толстого

В 1897 году, когда Мария уже вышла замуж, а Татьяна стояла перед трудным выбором, Софья Андреевна оставила одну любопытную запись: «Надрываешься, надрываешься – и не натянешь жизни. Одиночество мы испытываем, каждый член нашей семьи, хотя все дружно на вид. Лев Николаевич тоже жалуется на одиночество, на покинутость. Таня влюблена в Сухотина, Маша вышла замуж, – со мной давно уже нет полного единения, мы все устали жить, только служа Льву Николаевичу. Он чувствовал себя счастливым, поработив три женские жизни: двух дочерей и мою. Мы ему писали, ухаживали за ним, заботились усердно об очень сложном и трудном подчас при нездоровье вегетарианском питании, никогда нигде не оставляли его одного. И теперь вдруг всякая из нас заявила свои права на личную жизнь, друзей его сослали, новых последователей нет – и он несчастлив»[443]. Софья Андреевна была и раздражена, и обижена на мужа, она отметила главное: в отношениях ее с мужем, дочерей с отцом личное было впервые поставлено каждой на первое место.

Но вскоре раздражение и обида стихли, и Софья Андреевна, хорошо понимая, что Татьяна и Мария вросли в ее с Львом Николаевичем жизнь и стали ее неотъемлемой частью, своего рода скрепами большой и сложной толстовской семьи, с сочувствием к мужу писала: «Мне страшно жаль Льва Николаевича. Сколько лет он проводил свои тихие осенние месяцы с своими дочерями: они служили ему, они писали ему, они вегетарианствовали, просиживали длинные, скучные осенние вечера с ним. А я в эти осенние месяцы уезжала с учащимися детьми в Москву, и скучала без мужа и дочерей, и сердцем жила все-таки с ними же, так как в семье моей все-таки любимые мои были Левочка-муж и Таня-дочь. И теперь все переменилось? Маша вышла замуж, а бедная Таня влюбилась, и эта плохая любовь к недостойному ее человеку истомила ее и нас. Она едет в Крым, чтоб одуматься хорошенько. Помоги ей Бог!»[444] Получив осенью 1897 года от обеих дочерей письма из Крыма, Софья Андреевна, жившая в Москве с младшими детьми, разом ощутила собственное одиночество: «Точно я сразу потеряла обеих дочерей»[445].

Из Крыма Л. Н. Толстой получал письма от Татьяны, но Маша молчала, и последнее раздражало его. Он спрашивал Татьяну: «Что ты? Что ты? Пиши хоть ты чаще. Очень мне нужно вас чувствовать»[446]. Когда Мария наконец-то написала отцу, он ответил: «Очень уж я привык тебя любить и быть тобой любимым. Ах, как жаль, что твой желудок так еще плох и что вы недовольны. Не будь недовольна, и Коля – это нехорошо, a make the best of it. All is right…[447] и т. д. А это состояние твое служит совершенно достаточным оправданием, так что вместо досады чувствую к тебе только любовь с жалостью. Чувствую ли я разъединение с тобой после твоего замужества? Да, чувствую, но не хочу чувствовать и не буду»[448].

Отъезд Толстого в Кочеты к дочери Татьяне Сухотиной. Тульская губ., станция Козлова Засека. 1909

Со временем боль расставания с дочерьми утихла. Мария и Татьяна были счастливы в браке. Одна до своей смерти прожила с мужем девять лет, вторая до смерти мужа – неполных пятнадцать лет.

Еще в марте 1898 года, за год с лишним до свадьбы, Татьяна Львовна сомневалась в своем решении:

«Мне и теперь неприятно, что его прошлое было дурное, жаль, что мы не близки взглядами, страшно, что он потянет меня книзу, вместо того чтобы поднять нравственно, но, чувствуя, что, расставшись с ним, я изломаю свою жизнь, я иду на то, чтобы быть его женой, for better, for worse[449].

Я знаю, что, если я не буду забывать Бога, Он не оставит меня, а с Его помощью я не могу пропасть, что бы в жизни со мной ни случилось. А для меня главное – общение с Ним и жизнь для Него. Все остальное – второстепенно.

И потому, если я не найду полного общения, слияния с человеком, то я все-таки буду не одна»[450].