Три дочери

– Вот так стерва! – Мосолков поморщился изумленно. – Ого-го! Что за цаца?

– Сам бы хотел знать, – Савченко сунул пальцы под борт кителя, стер с груди холодный пот. – Вначале я принял ее за нарсудью, потом за майоршу из трибунала нашей армии. Была у нас одна особа, пробу ставить негде, у меня хорошего солдата чуть под вышку не подвела… Тот плакал, просил дать пистолет с одним патроном, без обоймы, чтобы застрелиться – не дали. Упекла его майорша за милую душу. Теперь, возможно, и кости уже сгнили… Потом понял, не майорша это, майорша была старше.

– Железная дама, леди из брони. И странная.

– Все женщины, Юра, странные, исключений, говорят, нет. И загадочен их характер. Многие великие люди пробовали раскусить женщину – не вышло. У Льва Толстого, например, не вышло. Ближе всех подошел Достоевский, но и он не разгадал женщину. Не дано мужчине понять характер женщины. Может понять только сама женщина.

– Айн унд цванциг, драй унд фирциг, что в переводе на русский означает: женщина женщине – рознь, – произнес Мосолков.

– Считалочка – это не аргумент в споре, – засмеялся Савченко. – Аргумент мы с тобой только что получили.

– Мда-а, – задумчиво протянул Мосолков, задумался о чем-то своем.

Прошло несколько минут.

– Товарищ полковник, как пройти к метро? – неожиданно услышал Мосолков звонкий голос, подумал, что те девушки, которых они вместе с Савченко ждут, не будут спрашивать, как пройти к метро, те девушки без подсказок знают, где находится метро, они – москвички. Вопрос про метро могут задать только провинциалки, приехавшие в столицу из городов Бердичева, Мухобойска и Кукарекова. Либо, извините, из Читы. Мосолкову Чита почему-то представлялась краем света.

Он скрипнул сапогами и показал пальцем себе за спину:

– До конца гостиницы и налево.

При этом невольно подумал, – впрочем, довольно равнодушно, – что мог бы ответить и поласковее: ведь две милые провинциалки повысили его в звании.

Легкая радость тихо толкнулась ему в сердце, придет время – и он будет полковником, все впереди. Он оглядел девушек, антрацитовые глаза его посветлели, потеряли непроницаемость, в них образовалась глубина. Приложил ладонь ко рту и зевнул; опустил взгляд – посмотреть, во что ныне обуваются провинциалки? Оказывается, не отстают от столицы: в лаковые туфельки, натянутые на яркие шелковые носочки. У одной носочки были голубенькие, нежного незабудкового цвета, у другой – белые, с землянично-алой полоской наверху.

Проводил ласкающим взглядом девушек, жалея и самого себя и Савченко – не затем они сюда пришли, с этими провинциалочками только время терять, они любят все делать по-серьезному, из них получаются хорошие жены, но плохие подруги. Спросил у Савченко:

– Юр, ну почему нам так не везет?

– Не знаю.

– Все-таки наколола нас старая дворянка из гостиничной прихожей – девушки отсюда также после революции исчезли. Но куда они переместились? Старая карга наделила сведениями своей молодости, а ее молодость приходилась на пору отмены крепостного права.

– Слушай, забыл… Повтори чертенячье число! Все цифры смотрят, как рога у стада. А?

– Триста шестьдесят четыре.

– Правильно! Столько же, сколько и дней в году. Если бы нас отпустили на неделю из Москвы, мы бы махнули на юг, в Сочи. Ты бывал в Сочах?

– Не приходилось.

– А на ЮБеКа?

– Где-где?

– На Южном берегу Крыма?

– Тоже не приходилось.

– Может, попросимся и рванем, а?

– Не отпустят.

– Ведь все равно время будет пустым, делать же нечего. Какая для них разница – тут мы будем ожидать или там?

– Все равно не отпустят! – Савченко устало вздохнул и махнул рукой: пора кончать.

Мосолков засек этот жест, тихо засмеялся:

– В конце концов, Юр, мы ничего не теряем – закатимся с тобой в ресторан, закажем отварную осетрину с хреном, тарелку красной икры и две бутылки холодного шампанского. Люблю рестораны, грешен. Музыка, душистый папиросный дым, девушки… пардон, и женщины тоже – в вечерних платьях, кадки с фикусами. Очень это удобно – фикусы и пальмы в кадках, о листья можно тушить окурки. Не в пример нашей гостинице, где фикусы не имеют на своих листьях ни одной боевой дырки, – Мосолков хотел сказать что-то еще, но споткнулся, поглядел в торец гостиницы, где пять минут назад скрылись бердичевские провинциалочки, маленькие, будто выщипанные брови его полезли удивленно вверх. Он прошептал: – Ты только, Юр, посмотри…

– Что?

– А вон, видишь двух провинциальных красавиц из города Мухобойска? Только что спрашивали, как пройти к метро…

Девушки прошли мимо наших героев, даже не повернувшись в их сторону. Шаг у провинциалок был быстрым, деловым. Девушек вели под руку два бравых морских лейтенанта – оба юные, с пушком на щеках, дипломы об окончании училища – в кармане… Нарядные золоченые морские кортики били их на ходу по худым ляжкам.

– Вот так-так, – прошептал Мосолков изумленно. – А я думал – провинциалочки из деревни Бяковки, Ленинград от Москвы не отличают.

Савченко неожиданно усмехнулся, похлопал себя ладонью по лбу: наивные они с Мосолковым люди.

– Ты чего?

– Дураки мы с тобой, Юрий Ионович.

– Тоже мне, открыл истину… Я также так считаю.