Три дочери

– Через пять минут откроется метро. Такого метро, как в Москве, ни в одной Европе не сыщешь.

Они решили жить вместе, не ходить за воинским направлением в комендатуру, поселиться самостоятельно. Мосолков знал названия трех гостиниц – «Москва», «Метрополь», и «Националь» и предложил рвануть туда, но рассудительный Савченко остудил его:

– А кто нас там ждет?

– Как кто? – несколько опешил Мосолков. – Разве нужно, чтобы нас специально ждали? Ведь победителей не ждут, не судят, им не отказывают.

– Таких победителей, как мы, у Москвы сотни тысяч. И у всех претензии, а Москва претензий не любит и автомобили гвардейцам к подъезду не подает. Так же, как и гостиницы с номерами «люкс» и кофеем в постель не бронирует, Юрий Ионович! Пошли лучше в метро, там разберемся.

– Слушай, мы же на «ты», да? Так давай и без отчеств будем, а! Выкать каждый раз противно, а с отчеством еще более противно. Чем проще – тем лучше. Договорились?

Савченко предложил выбрать гостиницу попроще – ну, например, рядом с Елисеевским магазином есть такая – старая, купеческая, с медленным шагом ступеней широкой лестницы, с зеркалами на стенах, расписными потолками и замысловатыми литыми перилами. Или на тихой улице, идущей параллельно Тверской, там тоже есть хорошие недорогие гостиницы. А в центральные, во-первых, не прорваться, во-вторых, они все время находятся под микроскопом, даже ночью, в-третьих, гостиницы эти генеральские, майорам не по чину, можно нарваться на начальство, можно ни за что ни про что получить щелчок по носу…

Мосолков поставил чемодан на асфальт и, обрадовавшись чему-то своему, ему одному только ведомому, ожесточенно потер руки – от ладоней чуть дым не пошел:

– Юра, заметано!

Гостиница, в которую они устроились, растолкав сонную миловидную администраторшу с растрепанной копной соломенных волос на голове, была второразрядной; администраторша выдала им ключ с тяжелой брикетиной, приделанной к кольцу, где неизвестный мастер острием сверхпрочной стамески выгравировал название гостиницы и номер комнаты.

– Юра, я бы наше благополучное заселение отметил, – сказал Мосолков, когда они очутились в номере, – можешь, конечно, возражать, но спать уже поздно, а к начальству идти рано. А? – Мосолков подошел к буфету, стоявшему в номере, – буфет был старый, с резной деревянной вставкой, судя по качеству – изъятый из какого-нибудь торгового дома, щелкнул пальцем по толстому, с радужными гранями стеклу, за которым виднелся жидкий ряд стопок, отдельно стояли два фужера. – До сих пор мы пили из алюминиевого хрусталя, теперь перейдем на настоящий.

Савченко оценивающе глянул на буфет, глаза его довольно потеплели, а вот хрусталь впечатления не произвел, скорее всего, потому, что был «стеклянным».

– Хрусталь – великий обман, – сказал он, – сотворен при свечах и живет только при свечах. Лучше уж стекло. Стекло честнее хрусталя.

– А как же насчет моего предложения? – спросил Мосолков, маленькие черные глаза его сомкнулись в щелочки, он никак не мог попасть с Савченко в ногу – то, что нравилось ему, не нравилось Савченко, а то, что не нравилось – наоборот, привлекало благожелательное внимание Савченко; майор восхищенно пощелкивал языком, взгляд его делался мечтательным, теплым и каким-то далеким, словно бы Савченко находился не здесь, а Бог знает где, за тридевятью землями, за сорока пятью туманами.

– Пить с утра – форма бытия, – сказал Савченко. – Одни пьют чай и заряжаются бодростью на день, другие употребляют рисовый отвар и вылечивают свои дырявые желудки, третьи – парное молоко, чтобы у них щеки всегда были румяные, четвертые – кофе… но это уже порода аристократов, у них свои запросы и свои капризы, а мы, Юра, не аристократы – и слава Богу! – Савченко впервые назвал Мосолкова по имени, тот одобряюще покивал ему, – пятые стараются похудеть и пьют дистиллированную воду, в результате полнеют еще больше, шестые стремятся пополнеть и тоже пьют дистиллированную воду, но веса никак не могут набрать, седьмые, самые свободные – пьют с утра… Надо делать то, что хочется делать. Что будем пить?

– Все то же.

– В войну в Москве бывать не доводилось?

– Нет.

– Может, выпьем крепкого чаю? Кто знает, а вдруг сегодня докладываться придется?

– Вряд ли. Чифир – тоже напиток, с копыт может сбить почище водки.

– Чифир? – Савченко, оказывается, даже не слышал такого слова.

– Да. Сибирь, чалдонское словечко. На маленькую кастрюльку – две пачки заварки. После стакана чифира можно двое суток на ногах держаться.

– А как сердце?

– У кого как. В основном, выдерживает. И два стакана выдерживает. Можно пить с мясом, так легче. Опытные чифирщики обязательно бросают в заварку кусок сырого мяса. Мясо, брошенное в чифир, через десять минут растворяется, как ледышка в кипятке – ни одного волоконца не остается. А чай… Вкус такого чая непередаваем. Как тебе понравилась девочка, которая сидела внизу? – неожиданно спросил Мосолков.

– Какая? – Савченко приподнял одно плечо. Жест получился школьным.

– Ну та… администраторша.

– Принцесса со сбитой набок прической?

– Ну да, растрепанная такая солома…