Вован искоса глянул на уснувшую Светку. Подумал, за что ему такая дура досталась? Ну пусть бы подняла Славку с Жекой, или Адамчика. Их бы Вован с удовольствием отмесил. Отличный повод выяснить отношения с десятком Карнадута. Или Макса с Толяном... Макс и Толян и раньше получали от Краснокутского, и мирились с этим - знали, за что получают. Толяну пора бы заново подправить рыло, потому что зарываться стал, борзой совсем. Но Светка задурила голову ещё и Елисею, а вот драться из-за бабы с хнычущим Еликом - себя не уважать.
Света повернулась, уткнувшись носом в ухо Вовану, накрыла его рукой. Мягкая и тёплая, разоспалась, доверчиво прильнув к нему.
"Дура не дура, а сиськи - лучше не бывает, завидуйте. И вообще: моя!"
Хроники Лилии Цыбульской. Страшно!
Я, Лилия Цыбульская, дописываю Хроники по просьбе Алины Анатольевны. Потому что Наста отказалась открывать эту тетрадь. Она больше не будет писать историю нашего племени. Она сказала, что всего, что она считала своим, больше не существует, и семьи больше нет. У неё глубокая депрессия. Мы стараемся не оставлять её одну. Но Хроники нужно продолжать. И я доскажу до конца, что было со мной и Настой Дашкевич.
Мы через ограду спустили лыжи по крутизне, а когда обходной тропой пришли на берег, там их и подобрали. Мы встали на лыжи, сунув ноги в холоднющие твёрдые лыжные ботинки, немного поскользили вдоль реки, вроде бы, получилось. Палки с флажками мы заготовили в лагере. Готовые флажки лежали в костюмерной, ими украшали балконы на родительский день. Мы хорошо знали начало ледяного моста, но на реке - не в лесу, вокруг мело и крутило снег, дул пронзительный ветер. Чтобы не сойти с прямой, мы додумались ставить вешки так, чтобы последняя заслоняла все предыдущие. Мы радовались, что скоро станем находчивые, как Алина. Когда перешли реку, оказалось, нашего высокого берега совсем не видно и вообще ничего не разглядеть. Какие мы глупые! Как не заблудиться? А ещё хотели пройти вдоль реки и там оставить метки... Наши вешки, наверное, упали. Их не было видно, ни одной. Мы с Настой боялись сдвинуться в сторону, чтобы не потерять из виду лыжный след. Ветер выл и перегонял снег, засыпая лыжню. Нужно было немедленно возвращаться! Если бы знала Алина!..
Мы развернули лыжи носами обратно и только лыжи указывали направление, куда идти, чтобы вернуться домой. А у нас за спиной, где-то далеко в болотах левого берега, завыли волки! Мы похолодели! Мы дрожали от страха! Это было реально страшно: ветер и сплошная белая мгла вокруг! (Я оставлю восклицательные знаки, хоть знаю, что это избыточная экспрессия. Всё равно, пусть будут!) А потом нам померещился человеческий голос и как-будто бы свист. Но ветер завывал громче.
И вдруг звонко затрубил пионерский горн. Горн трубил, и метель не могла его заглушить, он был сам по себе в этом первобытном краю.
Ветер снова произнёс далёкий крик, похожий на "Эге-еей!".
Мы с Настой стояли, как гвоздями прибитые. Мы нарушили все Алинины инструкции: забыли взять с собой свисток, нож, трут и огниво, ушли без решения общего собрания, Иванке не сказали, что идём за реку, она думает, мы по дорожкам с горок катаемся... Но кто-то же трубит для нас в горн, стоя у ограды над рекой?
Я наклонилась и вытянула из-под снега большую сухую ветку.
- Сейчас подожгу! - сказала я.
- Чем? - спросила Наста.
Я призналась, что Адамчик, то есть, Владик Адамчик, подарил мне свою зажигалку, чтобы я его не забывала. Я понимала, что это чересчур, что зажигалка в походе очень нужна ему самому, и отказывалась брать такую вещь. Но Адамчик огорчился, и я поняла, что он сомневается в моём чувстве, и я взяла подарок, и обещала хранить, зажигать огонёк и помнить о нём каждую минуту. Адамчик так обрадовался! И я обрадовалась. Больше я ничего про нас писать не буду, это очень личное. А тогда, за рекой, я сказала Насте:
- Может, люди увидят наш огонь. Или волки увидят и не подойдут.
Я щёлкнула зажигалкой, но палка не хотела разгораться. Тогда Наста сняла с шеи ситцевую косынку, подвязанную под шарф для тепла, обмотала ветку, и нам удалось поджечь ткань. Мы подождали, пока займётся огнём дерево, заслоняя его от ветра. Потом мы вдвоём подняли ветку, она была большой, и помахали ей в воздухе. Не знаю, как далеко виден огонь в метель. Но горн стал трубить безостановочно, словно требуя срочно нас домой. И мы двинулись через реку. Вешки упали, но не все. Мы ставили горящую ветку на лёд, а сами поднимали упавшие вешки, подгребали к ним снег и обтаптывали.
Мы вышли на родной берег, переобулись, а потом сзади закричали, и Толя Тегленков, Макс Грек и почти все ребята Краснокутского прибрели из метели. Вид у них был ужасный, лица заострились, глаза блуждали. Они шли по нашим следам, шли на свет огня и на звук горна.
- Мужики где? - первым делом спросили они.
- Мы вдвоём... - ответили мы с Настой.
Толян сразу бурно отреагировал: