Три имени вечности

– Да, друзья, похоже, Иисус Христос был одним из эонов, посланных Первоотцом сюда, на Землю, для того, чтобы люди смогли вернуть себе утраченное знание – гнозис – и опять воссоединиться с Плеромой, полнотой Духа… и он же был Отцом, потому что Сын и Отец суть одно. И я вот что думаю… Стены железной тюрьмы прочны, но вовсе не так крепки, как нам кажется… Усилия всевышнего света не проходят бесследно – он то и дело проникает к нам сюда то тут, то там, а где-то и вовсе смог создать прочные островки своего присутствия. Да, конечно, – Алексей на мгновение задумался, – наш создатель, Иалдабаоф, нас любит, любит по-настоящему, ведь мы – его истинные дети! Плоть от плоти… Потому, наверно, он и удерживает нас, как некоторые очень любящие, но очень эгоистичные родители держат своих детей поближе к себе… Но ведь подлинный свободный дух не удержать! Железная тюрьма, которая и есть сам Иалдабаоф, подтачивается, осыпается и постепенно разрушается усилиями многих и многих существ… Но, конечно, и сам слепой бог не дремлет. Похоже, он ощущает некий дискомфорт оттого, что в какой-то части его самого происходят изменения, когда туда проникает свет извне. И он стремится восстановить все так, как было раньше… Он стремится нейтрализовать или даже уничтожить «стороннюю помеху». Поэтому и погиб Иисус, погиб раньше времени, будучи преданным смерти… Но он преодолел смерть и воскрес!

– А почему же Христос не сделал так, чтобы его миссия завершилась успехом? Ведь достаточно было ему произнести всевышнее Имя, и чары слепого бога бы рассеялись. И не нужно было бы весь этот огород городить… – Ника выражала те же самые мысли, которые готов был выразить и Глеб, но делала это гораздо более прямолинейно. – А так ведь – гляди-ка, Алексей, за две тысячи лет ничего не изменилось – как были люди наполнены низменными чувствами, так и остаются, а?

– Ну, дорогая Ника, не только же низменные чувства нас одолевают. Есть же и что-то хорошее… Есть ведь и доброта, есть сострадание…

– Есть, – согласилась она, – но все же в живой природе царит насилие и смерть. Царит подавление одних существ другими. А люди, они такие жестокости выдумывают по отношению к себе подобным, и вообще – к живым существам… что просто иногда мороз по коже пробирает. Ну, вот что ему стоило произнести слово нужное, а?

– А как же тогда свобода воли? – вопросом на вопрос ответил тот. – Если всех и каждого заставлять делать то, что угодно тебе, это уже диктатура получится. Именно такая, какую установил ветхозаветный бог в своих владениях. Диктатура насилия, диктатура борьбы за выживание, власть конкуренции… диктатура диктата, если угодно.

Ника поразмыслила и кивнула, соглашаясь:

– Ну да, пожалуй, что так…

– Да… Всевышний Первоотец не стал принуждать Иалдабаофа своей безмерной силой именно поэтому – он дает ему возможность вырасти духовно. Вырасти и, наконец, прозреть. Прозреть и понять, что страдание и мучения не являются истинным жизненным путем.

– Ты так говоришь об этом демиурге, Алексей, словно он недоумок какой-то, – сказал Глеб.

– А что? А может, так оно и есть? Может он и есть бог-безумец? – загорячился тот, но мгновенно успокоился и уныло сказал, перекрестившись: – Ох, Господи, спаси и помилуй мя, грешного… Вот именно за эти вопросы, которые мы тут друг другу задаем, меня и извергли из сана…

Ника взглянула на него и сказала:

– Не обижайся, Леха, но сдается мне, что не зря тебя выгнали из сана этого… Ты же и впрямь веришь во все эти истории.

Алексей тяжело вздохнул:

– Иногда мне кажется, что верю, а иногда… Эх, как бы мне хотелось опять стать обычным священником! Службы служить, паству окормлять…

Его глаза сверкнули, а голос зазвучал с силой:

– Но нет! Это уже невозможно! Чувствую я, что по правильному пути иду. Где-то в этом направлении истина лежит. А раз там она, то и мне в ту сторону нужно! Я же Христа не предал! Да и вот еще что я вам скажу – из священников меня изгнали, а монахом-то я все одно остался.

– Это как так? – спросил Эйтор. – Я думал…

Тот засмеялся:

– Обет монашеский-то я не людям, а Всевышнему давал, потому люди не могут с меня этот обет снять. А те обещания, которые я Богу даю, назад уже не забираю. И он меня не оставит силой своей…

Вскоре он сошел с поезда на одной из маленьких полустанков Северной железной дороги. Таким он им и запомнился – воин всевышнего света с гордо выпрямленной спиной, воинственно выпяченной вперед бородой и яростным блеском решимости в глазах.

Глава 12. Проводник

Маленький полустанок встретил их сильнейшей грозой и проливным дождем. Холодные струи воды яростно хлестали по железнодорожной насыпи и, слившись в большие бурные ручьи, несли бешено крутящиеся в потоке сухие травинки, прошлогодние листья и мелкий мусор.

Они пережидали непогоду в дальнем углу комнаты бревенчатого домика, заменявшего железнодорожную станцию. Их лица время от времени освещались белым светом вспыхивающих молний. Ревущий треск громовых раскатов раздавался, казалось, прямо над ними. Большие белые градины с дробным барабанным звуком колотили по крытой железом крыше.