Три короба правды, или Дочь уксусника

– Не знаю. Он ушел позавчера и больше не приходил. Он студент Медико-Хирургической академии. Соломон Шамович Варшавчик. Неужели его тоже убили?

– Г-н Варшавчик, небось, ваш бывший жених? Которого мы с Ширинкиным в театре допрашивали? Хотел бы я знать, кому он эту записку вместо меня передал. Если заговорщикам, то господин Фаберовский вместе с губернатором имеют все шансы действительно оказаться где-нибудь в проруби. Увидитесь с ним по весне, когда полиция вас на опознание вызовет. Карп, соль!

Пока денщик выводил опять Вареньку из обморочного состояния, Черевин нервно расхаживал по гостиной и пытался думать. Голову ломило с похмелья, но надо было действовать. Он телефонировал в дворцовое управление и велел прислать за ним сани.

– Что мне делать, Ваше превосходительство? – спросила Варенька, увидев, что Карп помогает генералу надеть шинель.

– Можете поехать со мной. Карп, телефонируешь полковнику Секеринскому, пусть едет прямо на Большую Конюшенную, ждет меня там в кондитерской Вебера. И пусть отправит людей за Соломоном Варшавчиком в Медико-Хирургическую академию, и тоже его на Конюшенную.

– А мы куда?

– К невесте господина Владимирова. А ведь завтра на свадьбе у него гулять собирался! Тьфу!

Подали сани, и Черевин вместе с Варенькой отбыли на Шпалерную. Вслед за ним ехал извозчик с двумя жандармами.

Кухмистер встретил их сам не свой. Он даже не мог сегодня стоять у плиты, потому что от волнения у него тряслись руки.

– Ваше превосходительство, смилуйтесь над безутешным папашей, – кинулся он в ноги Черевину. – Скажите: где жених?

– Я сам приехал к вам спросить об этом.

Кухмистер пискнул и мягко завалился набок.

– Малохольный народ теперь стал, – вздохнул Черевин. – Если не горячка, так обморок. Барышня, у вас соли с собой нету? Жаль. Есть тут, в квартире, кто живой?

На крик генерала явилась Агриппина Ивановна. Увидев мужа распростертым на полу, она ойкнула, но оказалась крепче супруга и в обморок падать не стала. Вместо этого она позвала господина, представленного доктором Казюхиным, который быстро привел кухмистера в себя.

– Скажите, когда последний раз вы видели жениха вашей дочери? – спросил Черевин Петра Емельяновича.

– На другой день после театра я его последний раз видел, они к нам с их превосходительством пообедать заезжали.

– Понятно. Поехали, барышня, на Конюшенную, здесь нам больше ловить нечего.

Уже внизу в подъезде генерала остановил Лукич.

– Ваше превосходительство, дозвольте с вами переговорить тайно. В тот день, когда последний раз к нам заезжали господин Фаберовский с господином Владимировым, исчезла невеста господина Владимирова, Глафира. И не было ее до вчерашнего вечера. Нашла ее сестра во дворе в совершенном беспамятстве, теперь вот доктор при ней сидит, потому что в горячке она.

– Ну … твою мать! – всплеснул руками Черевин. – И она в горячке! Прямо всех в ту ночь горячка прохватила!

Полковник Секеринский уже ждал генерала в кондитерской Вебера. Он сидел за мраморным столиком и читал какие-то бумаги из голубой паки. Рядом стояла пустая чашка из-под кофе и тарелка с надкусанной булочкой. За спиной полковника замер жандарм с портфелем в руках.

Увидев входящих в кондитерскую Черевина и Вареньку, Секеринский встал из-за стола и сделал шаг им навстречу.

– Я только что взял ключ у управляющего, но квартира опечатана.

– Кем?

– Дворник говорит, что сыскной полицией. Я не стал срывать без вашего дозволения.

– Нам сыскная не указ, – сказал Черевин. – Пошли.

Они поднялись наверх, жандарм шашкой перепилил бечевку с сургучным подвесом печати.

– Это что же, будка собачья? – спросил генерал у Саввы Ерофеича, вызванного понятым.

– Будка-с, – подтвердил дворник. – Здесь академик Кобелевский полкана допреж того держали-с.

– А где же ныне собака? – спросил Секеринский, присаживаясь перед будкой на корточки, пока жандарм открывал ключом дверь в квартиру.

– Полагаю, отбыла-с с господами агентами. Уж очень она к ним привязавшись была.

– Чего вы там, в будке, ищете, полковник? – спросил Черевин. – Там, кроме блох, ничего нет.

– В будках часто держат нелегальную литературу.

– Помилуйте, то же в деревнях! Кто ж в городе будет в будке на лестничной площадке что ценное держать?

– Ну, глупость человеческая границ не имеет.

Полковник поднялся на ноги.

– Давеча вот в дом предварительного заключения хлеб выпеченный передали, а внутри веревка была из нарезанных на полосы и связанных между собой простыней.

– Отчего же глупость! – обиженно сказала Варенька. – В романах так всегда из крепостей бегут.

Секеринский удивленно поглядел на студентку, сопровождавшую генерала, но ничего не сказал. Вслед за жандармом они вошли в квартиру. Здесь царила идеальная чистота: перед окончательным уходом к Шульцу Луиза Ивановна привела все в порядок.