Три короба правды, или Дочь уксусника

– Вы бы, Ваше Высочество, поглядели бы на них льду, на кулачных боях. Один наш присучальщик трех литейщиков с Александровского завода укладывает! И с соглядатаями задержек не будет. Работают прядильщики семьями, так мы к этому промыслу их баб с детями пристроим. Ни один из злодеев не заподозрит наших людей. А охранять они вас, Ваше Высочество, будут люто. Зубами порвут, и сабель не понадобится.

– И как же прикажете их называть, отче? – спросил Владимир Александрович.

– Белой сотней, Ваше Высочество, ибо Царь наш Белый…

– И горячка тоже белая, – жалобно проблеял корнет.

– Как ваша фамилия, вьюноша? – строго спросил священник.

– Корнет Митя Борхвардт.

– Из немцев, что ли? Травить ваше племя надо, как крыс… Это вы революцию жидам выдумали…

– Я же нет… я не выдумывал… – жалобно сказал Борхвардт. – Я дежурным по полку был первый раз. Как вдруг революция, бомбы, жиды, собаки!

– Ваше Высочество! – сказал отец Серафим. – А что, если заговорщики вас отравить надумали? Вы бы этого немца пищу бы пробовать пристроили. Может, для этого сгодится…

– Да-да, Ваше Высочество, – поддержал батюшку Пистолькорс. – Самое дело для таких спортсмэнов!

Из правого глаза корнета Борхвардта выкатилась крупная слеза.

– Ну что вы, корнет, будьте мужчиной! – сказало его высочество. – Вопрос с моей охраной, как я понимаю, решен, и я могу спокойно положиться в этом деле на капитана Сеньчукова с отцом Серафимом. Господ офицеров прошу проследовать в столовую, а вы, корнет, идите на кухню и отведайте блюд, для нас предназначенных. Пойдемте с нами, батюшка, благословите трапезу.

– Сейчас, Ваше Высочество, только с капитаном Сеньчуковым переговорю. Вы что-то хотели мне сказать, капитан? Вы очень пристально на меня смотрели.

– Им в день и по пятнадцати копеек хватит! – выпалил капитан.

– Прядильщики – тоже люди, если рассуждать по-христиански, и на сорок пять копеек с ихним удовольствием проживут.

– А я тогда у вас поставку полушубков отберу на себя!

– Это еще почему!?

– Обмундирование дружинников уже на мою военную часть относится. Мне же отвечать, как они на улицах перед Его Высочеством выглядеть будут.

– Ну, хорошо, я думаю, что на благо нашего общего дела мы с вами должны иметь душевное согласие и христианское единомыслие. С одного рыла по 15 копеек в день каждому из нас будет, только, чур с полушубками я тоже буду в доле. А как же вы намерены это провести? Через интендантство? Через тестя вашего, ворюгу?

– Я еще не знаю.

– Главное, чтобы не перехватил никто. А то вон князь Оболенский выпишет их для двора Его Высочества, и останемся мы с вами с носом…

* * *

Ни на какой Дмитровский поляк с Артемием Ивановичем не поехали, сил на это не было никаких совершенно. Покинув квартиру Черевина и взяв извозчика, они заехали в оружейный магазин «Макс Фидлер» на Невском, где за шестьдесят рублей купили два английских «веблея», две коробки патронов и пристреляли их в тире здесь же в оружейном депо. Затем они прибыли на Конюшенную, где дали Луизе красненькую на провизию, а сами завалились спать, что и делали до обеда. Луизина стряпня – перловый суп и картофельный салат, – была пресной после кухмистерских вакханалий, и сразу после трапезы поляк отправился отдыхать дальше – у него все еще болела спина и было очень себя жалко, а Артемий Иванович заперся в кабинете академика и занялся опытами. Он перебрал содержимое ящичков красного дерева с латунными замочками, в которых Кобелевский хранил свою коллекцию препаратов, потом безжалостно вывалил на стол предметные стеклышки безумно дорогого цейсовского стекла, склеенные канадским оптическим бальзамом, разодрал их и соскреб с них всю разноцветную сколизь и чушь, прилепив на одно из них гуммиарабиком дохлого таракана, найденного на полу. Затем он извлек из высокого деревянного футляра микроскоп и положил стеклышко на столик под объектив. Однако в окуляре микроскопа было темно и ничего не видно.

– Что за черт! – рассержено сказал Артемий Иванович, вынул из микроскопа окуляр и пошел с ним к поляку. – Степан, ты у нас в университетах обучался, объясни, что с этой штуковиной произошло? Смотрю через него в окно, свет видать, а вставлю обратно в микроскоп – ни видать ни зги!

Фаберовский оторвал голову от подушки и посмотрел мутным взором на Владимирова.

– Не разоряй академика, пан Артемий, этот микроскоп стоит нашей поездки в Якутск.

– Я уже над ним поработал, – гордо сказал Артемий Иванович. – Теперь за него дальше Луги не уедешь. Ящик дороже стоит.

– Дай окуляр сюда!

Артемий Иванович пожал плечами и протянул окуляр Фаберовскому.

– А через что я на таракана смотреть буду? В кулак? Я уже и тетрадь завел для записи моих научных открытий.

Рука поляка с окуляром на мгновение застыла в воздухе, потом он резко сел на кровати.

– Я совсем забыл про Авдотью! – сказал он. – Давай-ка зайдем к ней. Может, она чего про бразильца видела. Заодно я ей вместо обещанной подзорной трубы этот окуляр вручу. Для подогрева служебного рвения.