Три короба правды, или Дочь уксусника

– Скажите, пан Лабурда, – сказал Фаберовский. – А у вас нету портрета господина посла? Как будет приятно на старости лет хвастать своим внукам, что ты пил ром, подаренный таким великим человеком. И вашу карточку приятно было бы иметь.

– Да, у нас уже коллекция неплохая. – Артемий Иванович сходил в кабинет и продемонстрировал Лабурде изготовленную им самим фотографию царя с дарственной надписью.

– Была одна карточка у посла, да только отправил он ее в письме одной личности… – Лабурда искоса поглядел на Сеньчукову и ее отца. – Уж как я его уговаривал это не делать! Но он упрям, как мул! Да-да, синьора, не смотрите на меня так. Ведь это вы вокруг моего посла околачиваетесь, проходу ему не даете!

– Да как вы сметете такое говорить про мою дочь! – возмутился Минус.

– Через нее да капитана этого хозяин мой совсем чокнулся!

– Похоже, что от академика заразился весь дом, – шепнула Сеньчукова на ухо Фаберовскому. – Вот и этот господин страдает манией, и сам посол, по его словам, уже заболел… Надо тоже сделать ему вакцинацию.

– Господин Лабурда, – сказала она уже громко, обращаясь к переводчику, – к великому сожалению, в этом доме все заражено параноидальными вибрионами, и эти господа, действующие по поручению правительства…

– Фрумочка, ты дура! – подскочил и тут же, охнув, сел обратно Минус. – Нам же запретили об этом рассказывать! Хочешь в Сибирь?

– Пусть расскажет, – позволил поляк.

– Эти господа уполномочены совершенно секретно произвести вакцинацию среди жильцов.

– По четвертному за ампулу, – встрял Артемий Иванович. – От самого Пастера укольчики. Да ты не жмоться, Игнатий, все лучше, чем потом на Пряжке сидеть.

– Пятьдесят уколов! – простонал вдруг Минус. – За такую-то боль еще две с половиной тысячи!

– Почему пятьдесят?! – не понял Артемий Иванович. – Ах да! Некоторым и по сто приходится делать! Чем раньше приступаем к лечению болезни, тем меньше необходимо делать уколов. А вам еще повезло: иным приходится в Париж на каждую процедуру к Пастеру ездить. Ну же, Лабурда, соглашайтесь! В противном случае мы обязаны будем известить больницу Николая Чудотворца, списки зараженных будут публиковаться в газетах, и им будут делать эту прививку насильно, не блюдя никакой личной тайны.

Лабурда покорно встал и проследовал в кабинет. Он молча вытерпел дикую боль, только выдавил сквозь зубы «Точно пиранья за зад схватила», и тотчас ушел.

– Не забудь: ты нам четвертной должен! – крикнул вслед ему Артемий Иванович, выбежав на лестницу. – И свой портрет на память!

Ром и безмолвие Лабурды на процедуре благотворно подействовали на Сеньчукову. Прививка уже не так страшила ее, она положила одурманенную голову на плечо Фаберовскому и томно прошептала: «Мне тоже надо поскорее сделать прививку. Мне кажется, что вы хотите меня соблазнить…»

Встрепенувшись, она вскочила, затащила поляка в кабинет и закрыла от любопытных глаз дверь.

– Куда мне ложиться, вот сюда? – спросила она у Фаберовского.

– Сюда, – буркнул он и, повернувшись к Сеньчуковой, взял шприц. Несмотря на выпитый ром, ему было стыдно вкалывать всякую дрянь этой женщине.

Ему почему-то вспомнилась жена во время их свадебного путешествия в Египет, и он решительно выпустил из шприца треть синей жидкости в пустую кювету. Приставша на диване шуршала юбками, а он боялся повернуться к ней, тупо глядя на шприц в правой руке.

– А вот эти розовые панталоны с кружевами я покупала в Париже в магазине Лурье на бульваре Капуцинов. Правда, они мне идут?

Шприц опорожнился еще на треть.

– Хозяин магазина сказал, что с такой прекрасной фигурой, как у меня, я могла бы блистать в парижском свете… Да вы совсем не смотрите на меня!

– Сейчас посмотрю. – Поляк выпустил остатки жидкости из шприца и повернулся. Приставша лежала животом на диване, выставив зад из многочисленных кружев. Фаберовскому стало жаль дырявить эту нежную кожу такой большой иглой, и он заменил ее на самую тонкую из имевшихся в железной коробке.

– Только вы отвлекайте меня как-нибудь, – попросила Сеньчукова и добавила кокетливо: – Я не привыкла, чтобы с моей попкой обращались столь безжалостно.

– Я уже заметил, пани, что вы едете не по тем рельсам. Вы в данный момент находитесь у доктора, а не у любовника, вот так-с.

– Ай-яй-яй-яй-яй! – взвизгнула вдруг приставша.

– Да погодите верещать! – прикрикнул на нее Фаберовский. – Я еще даже подойти к вам не успел.

– Я предпочла бы, чтобы вы были моим любовником, а не врачом, – сказала Сеньчукова, всхлипнув. – Но все равно отвлекайте и утешайте меня. Ай-яй-яй!

– Пани Сеньчукова, если вы не успокоитесь, я немедленно позову своего ассистента. Он вас отвлечет.

Сеньчукова обернулась и при взгляде на шприц опять всхлипнула.

– Зовите! – сказала она обречено. – Только поставьте ширму, чтобы он меня не видел.

Фаберовский загородил приставшу ширмой и вышел в гостиную.

– А что вы там так долго делали с моей дочерью? – подозрительно спросил Минус. – Она, между прочим, замужем за полицейским приставом!