Три круга Достоевского

В письмах, записных тетрадях есть резкие слова по адресу Тургенева, Гончарова, Белинского, Чернышевского, Добролюбова. Но в опубликованном тон значительно мягче, оценки сдержаннее. Через «Дневник писателя» проходит имя Белинского. И всюду, хотя и выражаются какие-то несогласия с критиком, чувствуется уважение к нему. Проявлено уважение и к Чернышевскому при описании встреч с ним. Во всяком случае этого уважения больше, чем в воспоминаниях Чернышевского об этих же встречах. Надо сказать, что и в письмах, где речь шла о проблемах воспитания, для Достоевского очень важных, он советовал читать тех писателей, о которых порою отзывался не очень лестно.

Как ошибочные я вижу некоторые оценки российского государства, особенно его внешней политики. Мне не нравится Достоевский, пишущий о радости русского народа при объявлении войны Турции. Мне кажется, что это было ошибочное восприятие умонастроения народа.

Я считаю ошибочным тезис, записанный в одной из тетрадей: «Объявились лучшие люди. За это одно можно заплатить много денег и много крови» [ЛН, 83, 586]. Речь идет о войне с турками, выявившей этих людей. То, что они объявились, возможно, не ошибка. Что за это можно отдать много денег — то же самое. Но что за это можно отдать много крови — здесь ошибка. Чужой кровью платить не следует. За что бы то ни было. И тезис этот противоречит всему умонастроению писателя. Поэтому-то я его и рассматриваю по разделу исключений, а не правил.

Ошибочны некоторые прогнозы Достоевского. В частности, высказанный в пятидесятых прогноз о Толстом: «много не напишет». Правда, тут же была оговорка: «…впрочем, может быть, я ошибаюсь» [П, 1, 167]. Ошибся. Ошибочен прогноз международного» плана, высказанный в семидесятых относительно ненавистной Турции: «…и сама Турция вряд ли год простоит» [1895, 11, 39]. Турция, как известно, стоит по сей день.

Мне не нравится Достоевский, всюду видящий заговор клерикалов против России. Не нравится Достоевский, выражающий свою солидарность с «Московскими ведомостями», клеймящим какую-то партию в России, «которая питает гнуснейшими корреспонденциями враждебную нам заграничную печать» [1895, 11, 345]. В то же время у меня не вызывает симпатий Достоевский, именующий предателем автора одной из статей в «Биржевых ведомостях» и угрожающий ему: «Неужели вы думаете, что вам позволят предавать Россию…» [1895, 11, 352].

Все это я вижу у Достоевского как ошибочное в отражении конкретики России. Не главное. Но имеющееся.

Причины ошибочных оценок разные. Нельзя забывать и такую: трудно, очень трудно мыслителю оценивать свое время. К тому же Россия была не самым уютным местом для справедливо оценивающего ее человека. А отсюда и некоторые уступки и некоторые «ошибки». Всего высказать нельзя. И ради того, чтобы высказать хоть что-то, чем-то приходилось жертвовать. И введение рассказчиков в романы есть отчасти попытка спрятать свое лицо за их лица. Умный поймет, дурак… до дурака не было дела.

Но то отрицательное, что было здесь отмечено, есть всего лишь пятна на солнце. Маленькие пятна на большом солнце.

Достоевский отразил не только свое время, но и время многих будущих поколений. Отразил алгебру жизни.

Симпатии и антипатии писателя в этом плане видны хорошо, не замаскированы. Они, конечно, не всегда однозначны, часто находятся в борьбе, но их контуры обозначены четко. Идеал писателя — единение всех людей, всех народов. Идеал благороден и чист. Все симпатии — на стороне народа. Но служа народу, выступая за народ, Достоевский не исключал из единения и другие слои общества. Он за единение всех. За такой процесс единения, в результате которого каждый станет частью народа, его единицей. Единицей, а не нулем.

Буржуазность, порождаемые ею нравы отрицаются Достоевским не только как мешающие единению, но и как не стремящиеся к нему. Буржуазное общественное устройство пожинает плоды разъединения и довольно ими. Почти сто лет, прошедшие после Достоевского, обнажили неспособность этого устройства создать истинное единение людей. Писатель нашел связь буржуазности с католицизмом и показал такую же неспособность последнего. Как подтверждает время, эти мысли были алгебраичны.

Почему Достоевский видит в социализме не антипода буржуазности, а продолжателя? Потому что социализм, стремящийся к единению людей, исключает из единения часть общества, отсекает ее как неспособную к единению. Силой. Писатель считает, что силой никто не может быть отсечен. Все в конечном счете достойны единения. Это первое. Второе. Достоевский считает, что принявшие в качестве условия единения отсечение войдут во вкус и вряд ли смогут остановиться. Приведенные в движение силы отсечения, уничтожив «чужих», примутся за «своих», за тех, для которых и с которыми устраивалось единение.