Три круга Достоевского

Но писатель вышел и за пределы временного. Он вошел в вечное. Создал свою философию человека, проблематика которой будет значима до тех пор, пока на земле будут существовать хотя бы два последних человека. Он показал нам сложность и алогичность человека. Показал в человеке не только социальное, но и асоциальное. Вскрыл роль в поступках человека не только сознания, но и бессознательного. На фоне неугасаемого стремления упростить человека, свести его всецело к продукту чего-то внешнего мысли Достоевского воспринимаются как уважение автономии и первозданности человека. Проблемы эти стоят и перед современной наукой.

Признавая личность человека в качестве объекта и субъекта, основное внимание Достоевский уделяет последнему. Он показал в образной и понятийной форме коренное отличие личности от безличности. Раскрытые художником стили мышления прошли через всю историю человечества и, видимо, пройдут через весь оставшийся ее отрезок. Они вечны. Могут теряться и приобретаться индивидом, но постоянны в обществе.

Проблемы науки и нравственности Достоевский поставил на таком уровне, который не превзойден до сих пор. Религиозность он освободил от мистичности и свел фактически к нравственности. Проблемы искусства и его связи с общественной жизнью поставлены Достоевским глубже, чем они ставятся нашими современниками. Выделению в искусстве разных аспектов писатель противопоставляет их синтез в эстетическом. То, к чему современная эстетическая мысль снова возвращается после периода заблуждений, когда проявлялось нигилистическое отношение к художественности, было ясно Достоевскому еще сто четырнадцать лет назад.

Писатель высказал глубочайшую мысль, которую не сможет поколебать время: «Красота мир спасет». Если мир может быть спасен, то только через красоту. Безобразное спасти мир не сможет никогда, в какие бы одежды оно ни рядилось. В этом тезисе высказана оптимистическая мысль писателя о будущем мира. Может оказаться, что оптимизм был необоснованный. Но не может оказаться ложной мысль о силе и самоценности красоты. Только антипрекрасное, поощряемое и самопроизвольно возникающее, способно убить красоту и искусство. Но при таком результате не устоит и мир, породивший это антипрекрасное.

Но Достоевский верит в неискоренимость и бессмертие красоты. Он верит в будущее искусства, хотя и не ставит вопроса о его прогрессе. Не ставит, по-моему, исходя из разумного и неопровержимого тезиса: художественное неповторимо, личностно, а следовательно, несопоставимо. Прогресс же предполагает сопоставимость. Сопоставлять в искусстве можно лишь познавательное и воспитательное. Но не эстетическое в узком смысле этого слова. А эстетическое есть то, что делает искусство искусством. Нельзя сказать, что Толстой превзошел, положим, Гончарова. Не превзошел. Каждый из них сказал свое слово. Превзойдены же в искусстве могут быть лишь люди без своего слова. Но ведь они и включены-то в сферу искусства по обстоятельствам случайным. И не о них речь.

Многие проблемы искусства, ныне стоящие в поле зрения эстетической мысли, получили свое разрешение в теории и практике Достоевского. Но порою, в современных спорах, на это просто не обращают внимания. Причины тут разные.

В частности, проблема положительного героя. Теория и практика Достоевского, где не отрицалась роль положительного героя, показали, однако, ограниченность возможностей этого героя. Ставка лишь на положительного героя вытекает из стремления воспитать безличность, подражателя, а не творца. Достоевский показал, что благотворное воспитательное влияние искусство оказывает не только через изображение положительного, но и отрицательного. А точнее, через свою правдивость. Отражение всех противоречий жизни, доступных художнику, помогает воспитанию человека думающего, личности.

Очень четко была поставлена Достоевским проблема формы содержания в искусстве. «Поющий» минерал — образец непонимания этой проблемы, обнаженный Достоевским. Но проблема жива до сих пор. «Ампутация ног необходима» — поют со сцены крупнейшего театра страны. Такое мог бы пропеть только «минерал», которому проблема единства формы и содержания просто недоступна.

Достоевский выступал против того, чтобы искусство видело свою задачу только в гимнах чему-либо. Искусство и гимны — явления малыми частями соприкасающиеся. Долг искусства не в гимнах, а прежде всего в обнажении того, что мешает торжеству гимнов. Искусство должно расчищать дорогу к гимнам. И способно оно к этому будет, если не исчерпает себя исполнением гимнов.

Так Достоевский считал в теории. Этот принцип он осуществил на практике. Он пел один гимн — искусству, его трудной роли, его непревзойденной емкости образного мышления.