Три круга Достоевского

Современникам это казалось неправомерным. Они исходили из интересов своего времени и в критике своей, может быть, были правы. Но у Достоевского была иная точка отсчета, он творил не только для своего времени. И потому современники времени иного, когда тупиковая ветвь усиленно стремится стать генеральной, должны по-иному оценить Достоевского.

Достоевский не принимает «бесовство». А вы его принимаете, вы, судьи писателя? Если нет, то оцените вклад мыслителя в раскрытие ваших глаз. Он заботился о вас, когда вас еще не было на свете. Если да, то я вам ничего доказать не смогу — говорим на разных языках.

То, что Достоевский увидел, он назвал мерзким. Оно и было мерзким. Писатель дал прогноз развития общества при торжестве в нем «бесовства». Наше время подводит предварительные итоги этого торжества. Они устрашающи. Окончательные можно будет подвести только после смерти «бесовства». Но и предварительные показывают правильность прогноза.

Но Достоевский не считал фатальным путь «бесовства», путь к мору. Он предвидел этот путь не для всех народов. Не для России. Это временная болезнь Европы. Преодолимая. С помощью России. Россия излечит Европу от буржуазности и явлений, из нее вытекающих.

Конечно, можно вывернуть взгляды Достоевского наизнанку и провозгласить еще одно его пророчество. Писатель, мол, предвидел Октябрь и видел в нем спасение мира. Будет ложь. Хотя я и предвижу возможность такого толкования в будущем, когда отношение к Достоевскому от сдержанно положительного перейдет в просто положительное. Не предвидел Достоевский Октября в России. Более того, он хотел видеть в России лекарство от октябрей. Он думал, что Россия одолеет Европу. Но Европа одолела Россию. Пророчества здесь не было. Да и не принял бы Достоевский Октября. Ибо, как я уже говорил, он исходил из братства всех, а не через исключение. Писатель много говорил о том, что судьей Европы будет Россия, но он не предугадал того пути, по которому пойдет Россия. Она должна была спасти мир от «железа и крови». Но перешла на этот путь раньше Европы. Хотя, в отличие от «бесов», никогда не стремилась к «железу и крови» как к самоцели. Пророк не увидел пути своей родины.

Достоевский видел в России другое — антитезу социализма. Суть России — православие. Оно-то и спасет мир. И эпиграф-то к «Бесам» двойной: второй — из Евангелия. В одной из записных тетрадей художник писал: «Несем православие Европе, — православие еще встретится с социалистами» [ЛН, 83, 463]. Встретилось. И проиграло. В самой России.

Но проиграло православие, традиционно понимаемое. А не то, которое проповедовал Достоевский. Для него главным в православии был принцип: «начни с себя».

Социальные идеи и прогнозы о путях развития человечества — самое существенное в данной Достоевским алгебре жизни. Были и другие важные проблемы временного. В творчестве подняты проблемы бюрократии, не ушедшие из общества вместе с веком девятнадцатым. Писатель остро поставил вопрос о взаимоотношениях печати и выступающего в ней. Говоря о свободе печати, он одновременно выступает и за ответственность пишущего. Обнажает суть безответственных. Это «литературные генералы», может быть, и не пишущие, но при жизни слывущие за классиков без всякого обеспечения. Достоевский показал «краснощеких корнетов отечественной словесности», легко порхающих по жизни преуспевающих в ней. Он не принимает лакировщиков действительности, у которых все в розовом цвете, все поет, радуется, не зная тревог, поют «даже насекомые» и даже «пропел о чем-то один минерал, то есть предмет уже вовсе неодушевленный» [10 9]. И эти проблемы не ушли пока в небытие.

Социальному в творчестве Достоевского суждена большая жизнь. Во всяком случае до тех пор, пока в знаменательные дни людям в качестве подарков будут преподносить «огромные топоры» с недвусмысленными по бесчеловечности надписями.

Достоевский не был в плену своего времени. Он творил для многих поколений и чувствовал свою ответственность перед далеким будущим. И перед художниками этого далекого времени, в частности. Он показал им пример бескомпромиссного служения правде, если даже свое время неблагосклонно к этому относилось. Он шел не позади, а впереди времени, сам формировал общественное мнение. В социальном плане он дал много верного, в чем-то и ошибался. Но это были ошибки ищущего. И честного. Во все периоды жизни.

Углубление в социальное произошло благодаря наличию прочного самостоятельного миропонимания, позволившего Достоевскому выйти в пределы временного.