Три кварка (1982-2012)

С прокатом битка укладываю в лузу «четвёрку». Выхожу вперёд в партии. Счет 41:39.

Товарищи офицеры мои действия не комментируют.

Опять смотрю на стол. Опять размышляю.

До выигрыша тридцать очков, но двузначные шары всё ещё не играются, поскольку с этой точки, как, впрочем, и со всей ближней половины стола они по отдельности не видны.

Могу попробовать последовательно забить 5 и 6. Обратным дуплетом, по-научному именуемым «круазе́», с возвращением битка на ближнюю половину. Чисто по отыгрышу, чтобы в случае неуспеха отдать инициативу сопернику — пусть помучается с оставшейся на сукне четвёркой шаров. Счёт в этом случае будет 52:39 в мою пользу, майору надо будет забивать все три дорогих шара, а мне достаточно будет и двух. Однако если в процессе отыгрышей я положу в лузу «троечку», то шансы наши сравняются и всё решится на последнем шаре.

Другой вариант: мы оба как-нибудь забиваем по одному дорогому, и… шансы снова уравниваются. Снова требуется класть два оставшихся (с прибавлением законных 10 очков к последнему забитому в партии).

Оба варианта мне чем-то не нравятся, но оба более чем вероятны. Поэтому… хм, поэтому будем играть нестандартно. Не будем сейчас трогать малоценные бортовые. И отыгрываться тоже не будем.

«А что будем? Ха! Будем играть через шар, товарищи офицеры!»

Да, да. Издали и через шар. Причём, не через один, как обычно, а через два.

Использование двух дополнительных прицельных шаров, да ещё и с длинным прокатом битка, для русского бильярда редкость. Поскольку удар не только сверхсложный, но и чрезвычайно рискованный. Перережешь или недорежешь чуть-чуть, и пиши пропало. Соперник только в ладоши похлопает и с удовольствием сыграет застрявшую в устье подставку. Или воспользуется раскатом, чтобы максимально усугубить ситуацию.

Подставляться я не хочу. Усугублять — тоже. Поэтому долго присматриваюсь и принюхиваюсь к тройке шаров, расположившихся около угловой лузы. Присаживаюсь на корточки. Шары — на уровне глаз. Прицеливаюсь, определяю точки касаний. Встаю, коршуном нависаю над зелёным сукном, мысленно пытаюсь провести линии резки и последующего отката. Опять присаживаюсь, только с другой стороны. Снова прицеливаюсь.

«Что ж, случай тяжёлый, но не безнадёжный. Будем реализовывать».

— Одиннадцать в угол, — объявляю я и иду исполнять «заказ».

Товарищи офицеры тут же начинают перешёптываться между собой, обсуждая как способы выполнения удара, так и вероятность промаха. Вероятность, стремящуюся к ста процентам. Или даже к ста двадцати.

Склоняюсь над бортом, фиксирую стойку. Зрители замолкают.

Бах!

Биток летит к цели. Летит, едва касаясь сукна.

Время для меня как будто растягивается. Отчётливо вижу, как обратное вращение битка переходит в прямое.

Конец траектории.

Бах!

Полированный шар с цифрами 1 и 2 на желтоватых боках срывается с места и несётся к застывшему неподалёку «тринадцатому».

Бах!

«Тринадцатый», получив импульс от отскочившего к борту собрата, движется в сторону лузы и заказанного мной шара. Движется медленно — резка довольно тонкая, большую скорость на ней хрен наберёшь.

Бах!

Номер 11… нет, не катится, а натурально ползёт… касается одной губки… второй… ввинчивается внутрь…

«Ну же! Ну же, блин! Мать твою за ногу!»

— Ё-моё! — выдыхает капитан Кривошапкин.

— Никогда такого не видел, — качает головой майор Новицкий.

— Отличный штос, — кивает подполковник Ходырев.

Я отрываюсь, наконец, от стола и перевожу дух.

«Да уж, такое и впрямь бывает раз в жизни. Чтобы кривым кием да через весь стол, точно в створ и с двумя промежуточными. Ай да Пушкин! Ай да… собакин сын!»

Следующий удар я провожу чисто на кураже. Бью обратным дуплетом «шестёрку» с выходом под 13. «Круазе», или, как говорят снукеристы, «кросс-дабл», в моем исполнении смотрится впечатляюще. Зрители аплодируют.

Под одобрительный гул собравшихся у стола кладу в лузу «тринадцатого».

Счёт 71:39.

Всё!

Партия!

* * *

— Силён! Силён, брат! — похлопал меня по плечу Иван Николаевич и ехидно поинтересовался у стоящего рядом майора Новицкого. — Ну что, Васильич, проиграл пятери́к?

— Проиграл, — кивнул тот, выкладывая на стол мятую пятирублёвку.

— А у меня он только четыре отжал, — тут же «похвастался» капитан Кривошапкин, скалясь во все свои тридцать два зуба.

— Ну, дык, я ведь постарше буду. И по званию, и вообще, — не остался в долгу майор. — Меньше чем по пятёрке мне играть не положено. Хотя, если честно, думал, что выиграю.

— Я тоже поначалу так думал, — хохотнул капитан. — Думал, что лишний рубль кошельку не помеха. А оказалось — фигушки. Студент его себе в карман положил. А потом и трёху ещё.

— Кий у него самый лучший из всех. Поэтому и выиграл, — «со знанием дела» объяснил мой успех подполковник. — Давай-ка мы ему, Паша, старую палку вернём. Чтобы, так сказать уравнять шансы.

— Это можно, — ухмыльнулся Павел Борисович, забирая у меня кривоватую «деревяшку».

— Лови, Андрюха, момент, — заговорщицки подмигнул он через пару секунд, возвращая мне тот самый кий, которым я отыграл две первые партии.

«Блин. Они что, издеваются надо мной? Или… проверка, как и игра, ещё не закончилась?»