Три лилии Бурбонов

В один из первых дней февраля госпожа де Мотвиль, оставшаяся в Париже, приехала навестить её. Она обнаружила Генриетту Марию в смешанном состоянии ужаса и облегчения. Заливаясь слезами, та рассказала, что когда её мужа, короля, повели на казнь, у подножия эшафота лондонская толпа освободила его. Госпожа де Мотвиль полагала отвтетственным за эту басню Джермина, который недавно вернулся из Гааги и хотел таким образом подготовить королеву к ожидавшему её удару.

Утром 8 февраля Генриетта Мария отправила доверенного человека к французскому двору, чтобы узнать новости. В тот же день во время ужина её духовнику, отцу Ситриену де Гамашу, шёпотом намекнули, что после вознесения благодарности Богу по окончании трапезы ему следует остаться, дабы предложить духовное утешение королеве в связи с печальными известиями, которые, вероятно, она получит. Хотя Джермин, человек по натуре миролюбивый, избегал сцен, он взял на себя трудную задачу сообщить Генриетте Марии печальную весть. После ужина час прошёл в разговорах на нейтральные темы, в то время как королева с нетерпением ожидала возвращения своего посланца. Пожалуй, она была единственным человеком, который ни о чём не подозревал, в то время как слуги бросали нервные взгляды на сидевшего с несчастным видом Джермина. Наконец, Генриетта Мария устало пожаловалась на опоздание своего гонца. Тогда, собравшись с духом, её камергер сказал:

– Благородный человек, которого Вы послали за новостями, всегда обычно был столь расторопным и верным в исполнении приказов Вашего Величества, что давно бы уже вернулся, если бы новости были хорошие…

-В чём же тогда дело? – спросила королева. – Я ясно вижу, что ты знаешь.

Джермин действительно знал, но даже теперь, стараясь смягчить удар, он открыл ей правду не сразу. По словам капуцина, Генриетта Мария «не ожидала ничего подобного» и удар застал её, как обычно бывает, врасплох.

Глава 7 ВДОВА

27 января 1649 года Карлу I вынесли смертный приговор. Местом сужебного разбирателства был Вестминстер-холл, в котором восемь лет назад он был зрителем процесса над Страффордом. Едва он попытался что-то сказать в свою защиту, как его поспешно вывели из зала. И солдаты после выкриков: «Правосудия!» и «Казнь!» пустили табачный дым королю в лицо, когда он проходил мимо. В ту же ночь он попросил, чтобы его собак отправили к жене во Францию. Два дня спустя в Сент-Джеймский дворец доставили в карете для последнего прощания его детей из резиденции лорда Нортумберленда, назначенного их опекуном. Принцессе Елизавете, хрупкой девочке с копной льняных кудрей, было всего тринадцать. В то время как герцогу Глостерскому, крепкому мальчику со светло-каштановыми волосами и пухлыми щеками, исполнилось всего восемь с половиной. При виде своего отца, с которым они расстались пятнадцать месяцев назад, дети заплакали. Его волосы стали почти седыми, а борода и одежда имели запущенный вид. Посадив свою дочь на колени, король попросил её внимательно выслушать его, поскольку у него было не так много времени. Кроме того, он попросил Елизавету записать его слова после их свидания.

– То, что король сказал мне 29 января 1649 года, это был последний раз, когда я имела счастье видеть его, – написала маленькая принцесса, за свою преждевременную серьёзность получившая прозвище: «Темперанс» («Благоразумие»).

Карл просил своих детей не горевать по нему, потому что ему предстояло умереть славной смертью, защищая законы и свободы своей страны и протестантскую религию. Он простил своих врагов и надеется, что Бог простит их. Он приказал всем своим детям поступать также. Он рекомендовал своей дочери различные книги, которые «защитили бы меня от папизма». Он попросил меня передать моей матери, что его мысли всегда были о ней и что его любовь к ней будет неизменной до последнего. При этом он приказал мне и моему брату слушаться её. Затем, посадив моего брата Глостера к себе на колени, он сказал:

– Милый, скоро они отрубят голову твоему отцу.

В ответ ребёнок пристально посмотрел на него.

– Послушай, дитя моё, что я скажу; они отрубят мне голову и, возможно, сделают тебя королём. Но, запомни, что я скажу. Ты не должен быть королём, пока живы твои братья Чарльз и Джеймс; поэтому, заклинаю тебя, не поддавайся их влиянию.

В какой-то момент ребёнок, глубоко вздохнув, ответил:

– Скорее меня разорвут на куски.

После других наказов, которые принцесса не запомнила, король подарил каждому из детей по драгоценности, которые у него ещё оставались, и позвал епископа Джуксона, чтобы тот увёл их. Затем он вышел из комнаты, направляясь в соседнюю спальню, когда крик Елизаветы заставил его вернуться для последнего поцелуя. Примерно в тот же час Кромвель и его друзья подписывали смертный приговор Карлу I. Написав своё имя, Кромвель в шутку испачкал чернилами физиономию полковника Харримартена, который ответил ему тем же.