Три лилии Бурбонов

20 сентября Мэри отправилась в Брилл в сопровождении вице-адмирала Англии, который был отправлен с шестью военныи кораблями и двумя фрегатами, чтобы доставить её на родину. Тем не менее, принцесса Оранская чувствовала себя подавленной: она вдруг испугалась, что в её отсутствии с её единственным ребёнком может что-то случиться. В свой черёд, Генриетта Мария холодно написала сыну:

– Если бы ты сообщил мне о своём желании раньше, оно было бы точно выполнено.

Вдобавок, после того, как Мэри вступила на борт корабля, она узнала новость, окончательно выбившую её из колеи: скончался её брат герцог Глостерский.

Когда 2 мая Карл II высадился в Дувре со своим младшим братом, тот, единственный, тактично воскликнул:

– Боже, храни генерала Монка!

Другие же все кричали:

– Боже, храни короля!

Поначалу Генри счастливо устроился в Англии, тем более, что ссора с матерью только усилила его популярность. Высокий, худощавый двадцатилетний солдат с голубыми глазами, он был также не «бесчувственен к женским чарам». Вдобавок, этот принц был не так ленив, как его брат-король, и более приветлив, чем герцог Йоркский. Осенью 1660 года в Лондоне свирепствовала чума, и когда герцог Глостерский тоже заразился, это не вызвало особого удивления. 12 сентября его жизнь была объявлена вне опасности, а 16 сентября он скончался. Генриетта Мария верно предсказала шесть лет назад, отвернувшись от коленопреклонённого юноши и отказав ему в своём благословении, что он больше никогда не увидит её лица. Ни одно из её писем не даёт представления, как она перенесла эту утрату. Зато послания Минетты к брату-королю дышат неподдельным горем:

– Я думаю, что лучший способ – это хранить молчание, поэтому я так и делаю.

Что же касается Карла II, то очевидцы говорили, что никогда ещё не видели его таким встревоженным.

Одним из последствий Реставрации стало соперничество между Великой мадемуазель и Генриеттой Анной. От досады, что брат короля выбрал не её, а Минетту, та воздерживалась от участия во всех празднествах, устраиваемых её английским родственниками, за что удостоилась выговора от Анны Австрийской:

– Вы ведёте себя как сумасшедшая!

Генриетта Мария, которой здравый смысл не изменял в подобных вопросах, приказала дочери уступить её более взрослой и чудаковатой кузине. В начале октябре она, наконец, решила вернуться вместе с Минеттой в Лондон. Её побудили к этому необходимость улучшить собственные финансовые дела, собрать младшей дочери приданое и уладить одну неприятную семейную историю. Джеймс, герцог Йоркский, заливаясь слезами, признался своему брату-королю, что 3 сентября 1660 года вступил в тайный брак. Его избранницей стала Анна Хайд, которая была уже на восьмом месяце беременности.

-Этот молодой человек, - пишет Генриетта Хейнс о Джеймсе, - чьи подвиги вместе с подвигами его младшего брата в битве при Дюнах вызвали восхищение французов, против которых они сражались, и чья слава была настолько велика, что ему возносили хвалу в кофейнях далёкого Константинополя, настолько забыл о своём высоком происхождении, что заключил союз с молодой женщиной низкого звания, нисколько не компенсируемым её красотой и несколько сомнительным характером.

Сначала Карл II встретил в штыки брак брата, но потом решил отложить решение этого вопроса до приезда королевы-матери. На всякий случай, отправляясь в Дувр на встречу с ней, король вручил генеральному прокурору ордер на присвоение Эдварду Хайду, который стал его канцлером, звания пэра и титула герцога Кларендона.

О переживаниях Генриетты Марии свидетельствует тот факт, что в смятении чувств она выложила всю эту историю герцогине Савойской, хотя ранее живописала в письмах к ней только радужную картину семейной идиллии в собственном доме:

– В довершении моих несчастий герцог Йоркский женился без моего ведома и ведома короля, своего брата, на английской мисс, которая забеременела до своего замужества. Дай Бог, чтобы от него. Девушка, которая отдала себя принцу, отдатся и другому. Я уезжаю в Англию завтра, чтобы попытаться устроить брак моего сына короля, дабы он тоже не вздумал жениться на ком попало…

– Я надеюсь вернуться к Рождеству, – добавляет вдова в конце письма.

С собой она взяла всех лиц из своего ближайшего окружения: своих иезуитов, духовника аббата Монтегю, капеллана отца Сигриена, принца Эдуарда Пфальцского и неизменного Джермина, который, кроме титула графа Сент-Олбанса, был назначен королём в канцлерский суд и стал мировым судьёй в Саффолке и Миддлсексе. Хотя Хайд позаботился о том, чтобы он не вошёл в новое правительство.