Ближе к вечеру мы наняли экипаж, пригодный для обслуживания важной персоны, и отправились по адресу, установленному мною накануне. Мы велели вознице остановиться у самого входа в дом, чтобы хозяин дома мог хорошо разглядеть, кто сидит в карете. На стук Мишеля, исполнявшего роль помощника прокурора, вышел сам хозяин. Заметив в окне кареты властное и суровое лицо королевского прокурора, господин Гауда побелел. Хотя не исключено, что я принимал желаемое за действительное. Я свёл свои судейские брови к переносице и хмуро уставился на негодяя, не говоря ни слова. Мой голос мог выдать меня, поэтому все нужные слова должен был произнести Мишель. Что именно он сказал хозяину, я не расслышал, но по тому, как подобострастно начал кланяться этот мерзавец, я понял, что главное дело сделано: в нас не распознали самозванцев. Остальное зависело от красноречия Мишеля. В том, что этому аристократу в душе и аферисту по призванию удастся осуществить задуманное, я не сомневался.
Однако минуты тянулись, а Пройдоха всё не появлялся. Я уже стал опасаться, что наш план провалился, как дверь открылась и мой приятель вышел из дому. Его никто не провожал. По его непроницаемой физиономии я не мог догадаться об исходе дела. Топорщащихся от денег карманов я тоже не заметил.
Пройдоха сел в карету и, пока она не тронулась, сидел, напустив на себя таинственности. Я его не торопил, зная, что долго играть в молчанку этот болтун не сможет. И в самом деле, я не успел сосчитать до десяти, как он заговорил.
– Отгадай, сколько мне удалось с него слупить, – сказал он.
– Неужели ничего? – спросил я.
– Обижаешь.
– Ну, тогда сто крон, – предположил я.