Три ночи в таверне Хиггинз (СИ)

Оставалось только надеяться, что в доме генерала к ним отнесутся хорошо.

Все же ей становилось немного не по себе, когда она невольно судила людей. Поезд двинулся дальше. До нужной станции оставалось всего полчаса, собираясь, Агнесс неожиданно задумалась, на какой станции могла выйти девушка, с которой она познакомилась вчера. Как же проводник назвал ее? Имя было непривычным для нее, но она его вспомнила, как и разноцветные кошачьи глаза. Офелия.

- Офелия, - одними губами по слогам повторяла девушка, быстро собирая вещи.

В душе теплилась мысль, что может, она еще и не вышла, но эта надежда была, ни к чему не приводящей. Агнесс не собиралась выглядеть глупо. Ее охватила легкая тоска, что она в первый и последний раз видела эту девочку, и их жизни разошлись, и больше никогда не пересекутся.

“Но зачем ее звал проводник? Она, что же, знает его? Выходит, у нее и билета не было”, - удивленно думала Агнесс. Она оглядела опустевшее казенное купе и мысленно обрадовалась, что скоро позабудет о не уюте, что преследовал ее несколько лет. Она уже и забыла, как пахнет в комнатах ее дома, мягкость собственной постели и урчание одомашненного уличного шалопая Мегги, что она подобрала восемь лет назад.

Как же ей хотелось поскорее очутиться дома и увидеть маму! Из-за мыслей о маме она позабыла обо всем. Выйдя в тамбур раньше положенного, Агнесс увлеченно смотрела в маленькое окошко, уже заметив приближающуюся станцию. Ее станцию. Из соседних купе вышло несколько женщин, но Агнесс их не знала. Сегодня немного потеплело, в окошко подул свежий ветерок. Агнесс невольно заулыбалась, ощутив запах поздней осени. Здесь даже воздух был особенный.

- Ну что, отдала замарашка вам пиджак?

- А? - Агнесс непонимающе улыбнулась, обернувшись. Старый проводник усмехнулся.

- Две остановки назад выскочила, пешком захотела идти, дурочка. Я сказал, чтобы пиджак отнесла туда, откуда взяла.

Агнесс покачала головой, только-только понимая, о чем идет речь. О пиджаке она вспомнила в самую последнюю очередь, и даже втайне ей не было жаль его. Поезд сбавлял ход.

- Да ладно вам. На улице мороз, - вздохнула Агнесс, пока старик открыл тяжелую дверь и за руку вывел ее наружу. Она смутилась такой вежливости.

- Кто ей лекарь, продала пальто, - пробубнил старик, пропуская и других пассажиров, - ну, удачи вам. А пиджак отберу, как снова мне попадет эта кукушка. Отберу!

Агнесс снова рассмеялась этой ворчливости старика, так весело ей было оказаться на родной станции, не слишком изменившейся за годы ее отсутствия.

- Не смейте, слышите! - шутливо пригрозила она, застегнув пальто, и быстро уходя.

В груди защемило, даже когда она обернулась на теряющийся вдали поезд. Ему оставалось всего пара станций до самой конечной, Агнесс помнила. В детстве они с мамой иногда ездили к родственникам отца, а потом они поссорились, и это оставило слабый муторный отпечаток ее в памяти. Она не могла смотреть вдаль без грусти.

На вокзале ее никто не ждал. Рассмотрев ненужные вывески и расписание поездов, девица двинулась дальше, до ее деревни оставалось всего ничего.

Тревога не могла не портить настроения. Но внутри также назревала и буйная детская радость, когда на своем пути девушка замечала нечто, напоминающее ей о прошлом. Будь то хотя бы старый фонарь у дороги или дерево. К слову заброшенных, полуразрушенных домов здесь было множество, это только усилило тоску внутри Агнесс. Она тщетно вглядывалась в лица прохожих, но знакомых не замечала.

Подул ледяной ветер, поднимая с земли сухие листья. Агнесс чуть приостановилась, посмотрела на небо, протянув руку. Вот и снежинки. Одна, а за ней еще и еще, ложится на ее ладонь, тает. И осень никак не кончится, и зима никак не разойдется.

Агнесс подумала о пиджаке, оставленном у Офелии. Старик сказал, что пальто она продала. Вот уж действительно дурочка. Лучше поголодать, чем ходить раздетой. Агнесс представила смелее, что если бы девчонка оказалась здесь, она бы прямиком потащила ее в какой-нибудь уцелевший магазин, и купила бы что-нибудь красивое и теплое, какое бы она только выбрала из одежды. А потом накормила бы где-нибудь, потому что ни черта не умеет готовить, а потом…

Потом бы они заперлись где-нибудь, и говорили, говорили бы ни о чем. И быть может, Офелия бы позволила обнять себя, снова почувствовать нежный запах духов, позволила бы касаться себя. От одних секундных мечтаний Агнесс одурела, сразу же согревшись в пальто. Она поспешила к дому матери, злясь на себя, что думает не о том.

Это смешно, но пятиминутные объятья в темном коридоре поезда никак не вылетали из усталой головы девушки.

Она застыла у знакомого потертого бледно-розового коттеджа. Все окна были плотно зашторены, в саду, по меньшей мере, не убирал никто месяца два. Калитка была открыта. В почтовом ящике Агнесс обнаружила маленькое письмо и ключи от дома. Внутри все похолодело. С особенной осторожностью, на какую Агнесс была только способна, она открыла входную дверь. Внутри было пыльно и пусто. В давящей тишине Агнесс зажгла свет, проходя на кухню.

- Мама?