Три осколка луны

– Значит, рассказать… Наверное, вам известно: я врач. Меня всегда интересовало, как лечат от тех или иных болезней у других народов. Европейская медицина традиционна: поднялась температура – глотай аспирин, беспокоит живот – съешь активированного угля или выпей имодиум. Но если бы вы знали, как интересна народная медицина! Когда отвар той или иной травы, мимо которой непосвященный чужак пройдет, растопчет, вдруг поднимает на ноги почти безнадежно больного! А трава эта растет тысячелетия, возможно – десятки тысяч лет на том самом месте и помогает жить сотням поколений. – Скороходов взглянул на небо. – Как потемнело. Ладно, что это мы говорим у порога? Идемте в дом. Тем более не прогоню же я вас, когда такая гроза приближается.

Взяв ружья, Гордеев и Алексей поднялись за Скороходовым на крыльцо, вошли в просторный и практически пустой холл. Если не брать во внимание старый громоздкий шкаф и заморские трофеи – рога антилоп, львиные черепа, черные маски, висевшие по стенам. Почему-то чувствовалось, что хозяин дома живет замкнуто, вряд ли кого-то впускает, действительность мало что для него значит, а более ценны воспоминания.

Скороходов пропустил гостей, оставивших оружие в прихожей, в гостиную, где из мебели сразу бросался в глаза старинный буфет, собравший за своими стеклами изысканную посуду: блюда, графинчики, изящнейшие чашечки, отливавшие перламутром, и прочее. Выделялся кожаный диван, рыжий, громоздкий, похожий на выброшенного волной на берег кита, готовый простоять еще лет сто, не менее; большой круглый стол, укрытый когда-то дорогой, а ныне штопаной-перештопаной скатертью, и три рыжих стула, стоявших вкруг и точно поджидавших хозяина и двух его гостей.

Все окна гостиной были открыты, весенним ветром продувался каждый уголок залы, и шум садовых деревьев слышался отовсюду… Мелькнула яркая вспышка, а следом где-то далеко прокатился громовой отзвук.

– Первая гроза в этом году, – остановившись у стола, задумчиво проговорил Скороходов. – Ливень идет к нам. – А потом, точно очнувшись, он, прихрамывая, направился к буфету, открыл створки и обернулся: – Кальвадос моего приготовления будете?

Гордеев улыбнулся:

– Не откажусь.

– А ваш молчаливый спутник?

Алексей пожал плечами:

– Давайте.

– Ну, вот и хорошо. Так разговор теплее выйдет.

Через пять минут они пили из высоких стопок яблочную водку – чистую и крепкую, возможно, готовую в самый неожиданный момент как следует врезать по мозгам. Также на столе оказалась большая плетеная ваза с яблоками, хранившимися, как объяснил рачительный хозяин, всю долгую зиму в кладовке. Косточки, точно сердце и почки, просвечивали внутри каждого плода прозрачной славянки.

– Я завербовался врачом тридцати лет от роду и уехал в Африку, – рассказывал им Скороходов. – Биография у меня была в порядке: коммунист, активист, морально устойчив, женат и так далее. И в Америку меня заносило, и в Азию, и в Китай, но именно в Африке я жил и работал очень долго. С небольшим перерывом восемь лет.

– Ого, – вырвалось у Гордеева.