Три осколка луны

Скороходов поднял графин с яблочной водкой, наполнил стопки до краев. Гордеев наблюдал, как светится янтарем напиток, чувствовал, как пряный запах домашнего кальвадоса, сваренного с редким умением и любовью, щекочет его ноздри. Он хотел задать рассказчику один-единственный вопрос и уже открыл было рот, но вместо этого выпил рюмку залпом.

– Спустя неделю жизнь юноши, сына вождя, была вне опасности. Я уезжал из племени, где меня так высоко оценили, в наш городок с двойным чувством. С одной стороны, я мечтал поскорее покинуть моих чернокожих друзей, с другой… мне о многом хотелось спросить, но я не знал, насколько вправе задавать вопросы. А вдруг таким образом я перечеркну нашу дружбу и меня сожгут живьем? Вождь проводил меня до половины дороги. Когда мы уже расставались, я все-таки не вытерпел и спросил: «Кто эти воины, которым я обязан жизнью?» На этот раз вождь не улыбнулся, не показал своих белых, отточенных зубов. Он бросил несколько слов, и мой переводчик объяснил. Вождь сказал: «Через месяц у наори будет война. Он приглашает белого человека погостить у него. Тогда он и узнает, кто были его телохранители».

– Наори? – спросил Гордеев. – Вы сказали… наори?

– Считается, что наори вымерли в конце девятнадцатого века. Были истреблены англичанами. Они же на этот счет придерживаются другого мнения. У моего племени есть разные имена: аканти, конджа. Но сами они называют себя наори. Говорят, что это их древнее имя. Через месяц я вернулся к ним. Вождь не сомневался, что я поступлю именно так. А еще спустя сутки я присутствовал на обряде, этом невероятном действе, – называйте его как хотите. В большом мире часто случаются войны, погибают миллионы людей. Африканские племена тоже редко живут в мире между собой. Но убитых в их стычках гораздо меньше – десятки. Если погибают сотни – это уже величайшие битвы! С поля боя, о котором меня предупреждал вождь, в племя принесли десять трупов молодых мужчин. Они были обернуты в выдубленную кожу диких антилоп. Шкуры развернули. Женщины вопили над трупами мужей, братьев и сыновей, затем их оттеснили и спровадили вон. Мне предложили осмотреть тела. Сомнения не было – души покинули их часов этак шесть назад. Раны – от копий и стрел – были смертельными. Смертельней некуда! Только один умер от кровотечения. На середину площадки, где лежали убитые воины, вынесли котел, от которого поднимался пар, и целую гору широких листьев. Я и раньше видел это растение, усыпанное по краям тонкими ядовитыми иглами, но не придавал ему никакого значения, думал только, как бы ускользнуть от него. До меня долетел аромат варева, он напомнил мне запах укропа. Как рассказал переводчик, это был отвар из двух трав: фуну-фуси, что означает «дитя печали», и авиово – «дитя радости». Точный рецепт от меня скрыли. Стоило отвару поостыть, вождь стал смазывать им трупы и следом облеплял мертвые тела листьями. Растение называлось боатенг, в переводе – «защитник». Я догадался: идет процесс мумифицирования. Но я никогда раньше не слышал, что аканти, конджа или наори, как они себя называли, мумифицируют трупы. Тем более – простых воинов, погибших в бою. В те часы я узнал, что наори погибло значительно больше, около сорока человек, но все остальные были разрублены противниками на куски. Удача во время боя переходила с одной стороны на другую несколько раз, и вот результат – удалось спасти только десять трупов. «Но зачем?» – спросил я. Вождь дал клятву, ответили мне, что погибшие войны вернутся и отомстят их врагам за свою гибель и гибель их сородичей. Так было всегда, пока великое солнце вставало над землей наори. Поэтому враги и трепещут перед ними: никогда не берут наори в плен, а если в бою выпадает возможность, отрубают им руки и ноги, вырезают сердце, отсекают голову и крошат череп. Только под страхом смерти противник не сделает этого. Вот каков был ужас врага перед мщением наори.

– И вы не были удивлены такому повороту событий? – спросил Гордеев. – Что же выходит: воины, сохранившие тела, должны ожить? Встать и пойти?!