Три пары

Мужчине было пятьдесят семь лет, он был родом из Лукана, женат на женщине по имени Аманда. У них было трое взрослых детей: Луиза, Эмма, Адам. Автобус его сбил, совершил наезд или убил – в зависимости от того, какую газету вы читали. Костюм у него был синий, носки в полоску, туфли черные. Он нес сэндвич с беконом и яйцом в треугольной коробке из «Маркс энд Спенсер», пока та не взлетела в воздух и не приземлилась у ног Беатрис. Помятая.

Беатрис работала в дорогом ювелирном магазине «Уир и сыновья» на Графтон-стрит продавцом-консультантом в отделе фарфора и стекла. Патриша, вечно занятая маленькая женщина, работала здесь с тех пор, как сорок лет назад окончила школу. Она взяла на себя задачу научить Беатрис всему, что знала. Беатрис вежливо кивала, но Патриша вскоре обнаружила, что, хотя Беатрис ничего не смыслила в инвентаризации, она компенсировала это в обслуживании клиентов: она знала, что именно ищут клиенты, даже если они сами еще этого не осознавали, и у нее был отличный вкус. Патрише было любопытно, почему кому-то с подобным прошлым и очевидным достатком понадобилось работать в «Уирс». Но ее вопросы никогда не были прямыми. «У тебя божественные туфли, где можно такие купить?» Беатрис не носила обручальное кольцо на работе, но за пятнадцать лет оно оставило вмятину на ее пальце. Когда Патриша спрашивала о чем-нибудь, связанном со свадьбами, мужьями, детьми, Беатрис уклонялась от ответа. Патриша предполагала, что ее муж умер, и поглаживала ее всякий раз, когда кто-нибудь заговаривал о свадьбах, что было обычным явлением в отделе фарфора и стекла. Беатрис не стала опровергать ее умозаключение.

Магазин «Уир и сыновья» был временным решением. Беатрис имела фиксированный график, и ей не приходилось работать по выходным, когда у нее жил Фиа. Она все еще искала работу в гостиничной сфере, но после ее отказа работать по выходным собеседования резко заканчивались. В подвальном помещении, где размещался отдел фарфора и стекла, было тихо: когда появлялся клиент, можно было не торопиться, сохранять личный подход. Фрэнк думал, что она ошиблась работой: слишком много времени на размышления – ей нужно что-то более насыщенное, по крайней мере, более веселое. Но «Уирс» был всем, на что она сейчас оказалась способна. Ей требовалась рутина. В те дни, когда с ней не было Фиа, она страдала от пронзительного звона в ушах, который пропадал, как только она оказывалась рядом с ним.

Фрэнк стал ее единственным другом: ей больше не с кем было поговорить. Ей не хотелось слишком много думать об этой ситуации, а Фрэнка она совершенно не беспокоила. «Почему бы мне не поговорить с тобой, если тебе нужно поговорить со мной? Черт, да и мне нужно поговорить с тобой». Детали он не раскрывал, но какие-то разногласия между Джеком и Лиззи привели к тому, что они на какое-то время остановились у Полы. Она задавалась вопросом, стали бы они с Фрэнком когда-нибудь такими друзьями, такими нужными и важными друг для друга людьми, если бы между ними не случился неудачный роман.

«Ничто не вечно», – вздыхала Патриша, когда приходили клиенты, желающие заменить разбитые тарелки в свадебном фарфоровом сервизе. «Но нет ничего плохого в том, чтобы начать все сначала», – добавляла она и указывала им на новые модные обеденные сервизы с мисками для пасты или кружками для кофе с молоком: сервизы для нашей современной жизни.

Однажды в пятницу в «Уирс» не вышли два сотрудника: разразился ужасный грипп. Патриша спросила, сможет ли Беатрис остаться до семи.

Беатрис не хотелось говорить «нет». От «нет» Патриша морщилась.

– Я не могу, не по пятницам. Мне очень жаль.

Патриша поморщилась.

– Если я не заберу сына, во сколько обещала, мой муж оставит у себя его на выходные.

– Твой муж?

Беатрис сдержала слезы.

– Мы с мужем не живем вместе.

Патриша тихо простонала:

– Ох, милая, мне так жаль.

– Мне нужна эта работа.

– Иди с богом, дорогая. Мы позаботимся о тебе. Мы здесь семья.

Патриша кинулась искать ей замену. Беатрис надеялась, что она не расскажет всем остальным. Она могла вынести роль объекта для любопытства: неразговорчивая иностранка в дорогой одежде, – но не объекта для жалости.

Днем в пятницу, если не было дождя, она приводила Фиа в парк Стивенс-Грин поздороваться с утками. Он назвал пятерых уток в честь Черепашек-ниндзя: Фиа звал, и они к нему подходили – его, похоже, не заботило, реагируют ли они на свои имена или на хлеб в его руках. Вслед за утками они мчались вокруг фонтанов на детскую площадку, где Фиа бегал от одного снаряда к другому, подпрыгивая, как щенок. На качелях он исполнял трель: «Выше-выше-выше-выше», – и она старалась изо всех сил.