Три персонажа в поисках любви и бессмертия

История была про то, как знаменитый Нума, первый римский царь, был в таковом качестве признан самим богом Юпитером. Вскоре после того, рассказывал садовник, как Нума взял в жены прекрасную и мудрую Эгерию, он по ее совету установил законы, касающиеся людей, как живых, так и мертвых, и богов, особенно по части жертв. Все бы, казалось, шло хорошо, но стал его Юпитер мучать страшными грозами и всесжигающими молниями. Как от них избавиться, Нума не знал. Пошел спросить Эгерию, а та, мол, не тужи, не печалься. Водятся тут в округе два мелких местных божка: один Пикус, что означает дятел, а другой – Фавн. Так ты их поймай, свяжи и прикажи, чтобы они тебе секрет открыли, как от Юпитеровых молний избавиться. – А где ж и как я их поймаю? Они же, небось, бегают-то шибко? А та ему: ты пойди на Авентин, там есть одно такое местечко особенное, роща со скалой и источником. – А как ее угадать? – А ты, – отвечает, – как к ней приблизишься, так сразу же сам почувствуешь и не захочешь, а скажешь: тут боги обитают. Туда Пикус с Фавном часто ходят водицы чистой и вкусной испить. А ты в ту воду вина-то и подлей. Они напьются, опьянеют, заснут, ты их и вяжи.

Нума пошел на Авентин и нашел то место, что Эгерия ему описала. Тут садовник по обыкновению мотал головой в направлении цветущих кустов. Спрятался на вершине скалы, там, где, вода наружу выходила, и стал ждать. Дождался. Прискакали козлоногие бестии и давай в роднике мыться, фыркать, брызгаться, да водицу попивать. А Нума тут и давай в ту воду сверху вино лить. Напились божки, опьянели, заснули. Нума со своими людьми тут как выскочит, как на них накинется. Связали, только будь здоров. Те стали молить о пощаде и, мол, зачем их Нума мучает. А тот: сделайте милость своим волшебством, чтоб Громовержец меня в покое оставил. Те говорят: да у нас и власти такой нет. А Нума не сдается. – Мне так жена наказала. – А кто жена? – А Эгерия. Тут те двое почернели. Поняли, что делать нечего. Мы, – говорят, – единственное, что для тебя можем, так это своими заклинаниями и причитаниями на Него Самого повлиять и волшебством притянуть, чтоб он сюда снизошел. Ибо недаром ему имя Снисходящий. А ты уж у него потом сам будешь требы свои выпрашивать. Согласен? – Давайте, – отвечает Нума, – тяните. А те: раньше ты нас развяжи. Ну развязал. Те стали скакать, вопить, орать. Вдруг небо почернело, земля затряслась и осела под божьей тяжестью. Это Юпитер на землю спустился. – Чего тебе, Нума, надо? А Нума, хоть у него волосы на голове от ужаса дыбом и стояли, говорит: перестань ты, Господи, молнии в Рим непрестанно метать, признай меня царем римским. А Юпитер ему: ну ты скор уж больно. Прямо так я тебя и признал. Ты мне сначала голову принеси. – Какую такую голову? – А мертвую. – А как? – А не мое дело. А Нуме как быть? Он же сам законы ввел, чтоб не самодурствовать, не убивать без причины и прочее. Ах, ты, – говорит, – Боже, череп хочешь, наверное? Юпитер: нет, сказал же, что голову. А Нума: а, теперь понял, головку чеснока! Это я тебе враз, Юпитер дорогой, в моем саду откопаю. Юпитер рычит: да нет же, голову давай! Нума: ну все, теперь понял, ты головешку горелую желаешь получить? Тут Юпитер не выдержал и рассмеялся. А кто засмеялся, тот проиграл. – Ладно, раз ты такой хитрый, будет тебе мое благословение и покровительство. И с тех пор стал он Нуме всячески свое благожелательство выказывать и всеми способами покровительство демонстрировать.

Тут садовник подходил к заключению, всякий раз одному и тому же. – И все это тут произошло, за кустами, на вашей, дон Паоло, поляне, на вашей то есть, барин, территории. И всякий раз, неизвестно зачем и почему, но эта старинная римская сказка и это заключение доставляли Павлу Некревскому большое удовольствие.

Затем Павел отпускал садовника, шел к ограде, раздвигал темные ветви и по тропинке через бурелом добирался до поляны с валуном, из которого струился родник. Вокруг были лишь травы и мхи, лишь мелкие мальвы и мыльник, мятлик, лютики и такие крохотные маргаритки, которые в высокой траве больше походят на солнечных зайчиков, чем на цветы. Там он обычно, если было сухо и тепло, присаживался на землю и долго, долго так сидел, глядя перед собой в никуда, слушая птиц и журчание. А когда летнее солнце начинало вырисовывать у его ног длинные тени, ему почему-то становилось немного грустно, но все же приятно, как в детстве, когда летом, у бабушки было так скучно, и дни казались долгими, и сидеть на теплой земле можно было бесконечно. И смотреть на качающиеся стебли, и слушать их мелкий шелест, а потом выбрать себе травинку потолще, потянуть на себя и пожевать беловатый сладкий черенок.