Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Мы лишь кратко наметили здесь основные темы и, так сказать, канву знаменитой Песни, которую большинство наших читателей знает, наверное, и без того. Ибо является она неотъемлемой частью золотого фонда средневековой славянской поэзии. Разумеется, сразу же после поступления в Польскую национальную библиотеку рукопись подверглась самому тщательному изучению. Мнения разделились. Нашлись, как всегда, скептики и циники, которые усомнились в ее подлинности. Появились статьи и книги, в которых самыми изысканными методами доказывалось, что рукопись Некревского является чрезвычайно талантливой фальшивкой. Некоторые аргументы этих ревнителей могут, на первый взгляд, действительно показаться не лишенными некоторой убедительности. Но на их инсинуации защитники рукописи ответили незамедлительно и окончательно. Самым парадоксальным образом, одним из главных аргументов оппонентов аутентичности «Песни о смерти Адальбертовой» был невероятный талант ее автора, отразившийся в метафорической силе произведения, особенно в изображении таких эмоций, как страх или же приятие смерти, а также в описании мертвого тела как драгоценного сокровища. Но почему, позвольте вас спросить, в те отдаленные времена не могло родиться в польских землях подобного поэта и гения? Ведь жили же прежде него и Гомер, и Софокл. Да и Библия в своих наиболее вдохновенных местах разве не являла нашему древне-польскому пииту примеров для подражания?

Но не станем вдаваться в детали и подробности этих дискуссий. Для нас «Песнь о смерти Адальбертовой» является великой поэмой славянского средневековья. А Павел Некревский ее первооткрывателем. Сам он изучением и публикацией обнаруженной им рукописи заниматься не стал, и вообще никогда ничего больше, как мы уже сказали, не опубликовал. Продав рукопись и получив за нее огромную сумму денег – целое состояние, – он первым делом занялся покупкой дома. Выбрал небольшую двухэтажную, недавно построенную виллу с террасами и балконами, окруженную большим, тенистым и очень приятным садом. Располагалась она на Авентинском холме, неподалеку от монастыря святого Алексия, то есть того самого, в котором, по преданию, жил во времена своего римского изгнанничества Адальберт. Павел отделал виллу с большим тщанием, благо средства ему это позволяли. Прежде всего установил отопление по самой современной технике. Купил большую ванну и устроил так, чтобы она наполнялась из крана горячей проточной водой, что было тогда новшеством. Ванную комнату отделал голубой плиткой, выписанной из Голландии. Там же были куплены и полотенца трех различных видов: одни – больших размеров из тончайшего вафельного хлопка для первоначального впитывания влаги; другие – махровые, мягкие и пушистые, для растирания и слегка раздражающего и оживляющего кожу массажа; и, наконец, третьи – маленькие батистовые полотенца для носа, ушей, пальцев ног и прочих интимностей.

Зал и столовая в нижнем этаже, кабинет и библиотека в верхнем были окрашены в теплые тона, модные тогда по причине возвращения помпейского вкуса. Мебели Павел купил не слишком много, с тем, чтобы не загромождать комнат. Но то, что выбрал, относилось, главным образом, к концу предшествовавшего века и выписано было из Парижа. Эта мебель строгих очертаний из красного дерева с бронзовыми накладными орнаментами прекрасно смотрелась на фоне охристых стен и полов из терракотовых плиток достаточно замысловатой формы. В отличие от большинства римлян, Павел завел у себя немало ковров, распознаванием и покупкой которых он даже очень увлекся.