Три плюс одна

Неприкаянность во взгляде маленького неказистого Аскера, легкая зажатость, словно оказался на чужом месте или в чужой семье, где все, кроме него, знают, как вести себя и что говорить… Все исчезало, когда он настропалял себя на действия, которых от парня с Кавказа требовала традиция. Выражение лица, сообщавшее, что неприятностей он, в общем-то, не хочет, намекало: «Ребята, давайте не будем. Но если будем, то давайте».

Толик высвободил удерживаемую Луизой руку и трижды хлопнул в ладоши:

— Красиво выкрутился, браво. Если бы за такое присуждали награды, я дал бы гран-при.

Ник заметил, как Луиза благодарно прижалась к Толику. Да, Толик сейчас как бы молодец, не дал в очередной раз докопаться до Аскера. А в чем тут подвиг? Любой не даст случиться беспричинному мордобитию, случись у него есть такая возможность. Если бы зачинщиком был Аскер, Ник тоже сделал бы все от себя зависящее.

Луиза же считала Толика героем. Ник вздохнул. Ну почему этому никчемному ловеласу так везет? И почему такие умные девушки, как Луиза, не понимают разницы между быть и казаться? Наверное, потому что у таких, как Ник, не получается ни быть, ни даже казаться. Ник поджал губы и вздохнул еще раз.

Юрец надолго присосался к горлышку бутылки, и только когда там осталось на несколько глотков, с улыбкой сообщил:

— Стыдно признаться, но с купальниками — моя шутка.

Сегодня это было, пожалуй, самое крутое признание. Девчонки взвились с мест, на рассказчика обрушился град ударов и проклятий.

— Тихо, гражданки мадмуазели, я же говорю — шутка! Закопал на берегу, на обратном пути заберем.

— Урод, — констатировала вернувшаяся на место Рита.

— Зачем? — голос Оленьки дрожал, из глаз вновь покатились слезы. — А вдруг кто-то найдет?

— Да кому нужны чужие тряпки? — Юрец бросил мимолетный взгляд на Толика — идея «шутки» явно пришла оттуда.

Толик нежно обнимался с Луизой, обоим не было дела до разборок, которые их не касались, Юрцу пришлось выкручиваться самому:

— У нас давно сложились свои правила, но сейчас пришли новенькие, и некоторым из них следовало быстрее преодолеть комплексы. Я направил общие мысли в нужную сторону. Не люблю ограничивать себя в чем-то, когда можно не ограничивать. И было бы из-за кого.

Пока не вылетело нечто еще более обидное, Толик отобрал у него бутылку.

— Хватит, уже перебрал, а веселье только начинается. Итак, самое постыдное в моей жизни. — Он выдержал театральную паузу. Глаза старались сохранить серьезность, но внутри бесились чертики. — Заранее прошу простить, если кого-то заденет. Хотя, возможно, я не открою тайны. В разное время у меня случилось кое-что со всеми присутствующими здесь девушками.

Ник похолодел. Значит… Он, конечно, видел все своими глазами и слышал своими ушами, но сознание упрямо твердило, что могло показаться и на самом деле ничего не было…

Было. Напрямую посмотреть на Луизу не хватило сил.

— Стыжусь и очень сожалею, — поставил Толик логическую точку.

Ага, сожалеет он. Масляные глазки говорили о другом. Он гордился. Хотел, чтобы завидовали. И ему завидовали. А девушки одновременно опустили глаза или отвернулись. Никто ничего не сказал и не спросил.

Следующей сидела Луиза. Она приняла протянутую бутылку.

— Я тоже очень стыжусь, но не сожалею. — Ее щеки горели, глаза глядели прямо и в то же время ни на кого конкретно. — Это лучшее, что было в моей жизни.

Ник наблюдал за ней боковым зрением. Посмотреть в лицо так и не посмел.

Девчонки хмыкнули, Юрец с Бизончиком обменялись хитрыми взглядами.

Анфиса, оставшаяся в очереди последней, поднялась и с удовольствием потянулась, расправив руки и красиво прогнувшись:

— А мне стыдно, что тратим время на ерунду, когда рядом природа, к которой мы так долго добирались. Все за мной!

На ходу скидывая блузку, она помчалась по камням к озеру.

— Не рассказала о поступке! — завопил Юрец. — Нарушение правил! Наказание!

— Наказание! — радостно поддержал Бизончик.

Оба кинулись за Анфисой.

У самой кромки воды она отбросила снятую блузку на камни и взялась за джинсы. Сзади неслись парни, и поняв, что не успевает, Анфиса побежала вбок, на травяной «дворик». По пути она несколько раз оглядывалась, звала оставшуюся в пещере компанию за собой и грозила преследователям кулаком. По мере того, как дистанция сокращалась, жест беглянки сменился на однопальцевый, это лишь раззадорило бежавших за ней парней.

Как Анфиса ни старалась вызвать сочувствие и перетянуть на свою сторону хоть кого-нибудь, всем было ясно: ей нужно совсем не сочувствие. Она снова рисовалась, все поступки и ужимки твердили об одном: глядите, какая я красивая и сладкая, восторгайтесь мной, желайте меня! Рыжая грива развевалась, налитые груди подпрыгивали, обтянутые джинсами ягодицы исполняли зажигательный парный танец и, кажется, жалели, что чем-то обтянуты, каждый шаг показывал, насколько сильно им хотелось на волю.