Три плюс одна

Ник, Луиза, Мирон и Аскер неосознанно сбились в кучу, как бы противопоставляя себя остальным. Касания тел неожиданно возымело эффект, противоположный ожидаемому. Вместо мнительного стеснения душу всколыхнула невероятная уверенность друг в друге. Друг не бросит. Что бы ни произошло, друг всегда останется другом. С этой минуты друг сделает для друга все, что в его силах, и даже больше.

Это было непредставимо. Четыре обнаженных тела рядом — как герои перед казнью. Расстрел, повешение, отрубание головы — все что угодно, хоть четвертование, героев можно убить, но нельзя сломать. Ситуация, призванная растоптать в грязи и унизить, внезапно придала храбрости. Откуда-то появились силы. Чувствовать плечо друга оказалось высшим чувством, которое когда-либо испытывал Ник, возникло нечто вроде эйфории, все показалось неважным — кроме смерти. И Ник вдруг ощутил, что пойдет на смерть, если это спасет друзей. Отныне жизнь сама по себе не имела значения. Жизнь нужна, чтобы те, кого любишь, были счастливы. Черт возьми, Фаня изначально была права, но она поняла истину слишком избирательно. «Возлюби ближнего своего» — совсем не про того, в кого влюблен.

Если бы сейчас спросили, готов ли Ник взойти на крест, чтобы друзей отпустили, он бы не раздумывал. А если в обмен отпустят только одного? И не Луизу, а, скажем, Мирона или Аскера?

Непременно. Не было ничего лучше, чем пожертвовать собой ради спасения другого. Варианты даже не рассматривались, все было очевидно.

Как же все просто. Ник окончательно понял, что значит быть настоящим мужчиной. Мужчина не допустит, чтобы при нем творилась несправедливость. Иначе он не мужчина.

Жаль, что прозрение пришло, когда он ничего не может сделать. Возникает вопрос: останется ли Ник в прежнем мнении, когда путы снимут? Рискнет ли всем, включая жизнь, чтобы спасти друга?

Неизвестно. Время покажет. Но Ник очень-очень постарается не забыть это чувство истинной мужественности, посетившее его впервые в жизни. И так некстати. Ну, ничего, подождем, его время придет.

Всех четверых пинками сдвинули вперед и остановили перед большим камнем, внешне напоминавшим трон. Рядом исходил искрами и дымил от влажных дров костер, Толик в вальяжной позе расположился на камне-троне, с боков Фаня и Оленька принялись обмахивать вождя ветками, изображавшими опахала. Анфиса встала за его спиной и прислонилась грудью, Рита села на пол в ногах и обняла собой одну волосатую коленку. Девушки своим видом как бы сообщали, что Толик не просто избранный лидер группы, а настоящий король-солнце, который одаривает верных и карает отступников. Их он одарил, настало время карать.

Ника, Луизу, Мирона и Аскера силой опустили на колени и нагнули лицом вниз. Аскер дернулся, но в связанном виде не подерешься, и его поставили в такую же позу вопреки воле. Вперед теперь приходилось глядеть исподлобья, как провинившиеся дети на отца.

Бизончик и Юрец перекрыли выход. Толик заговорил — медленно, специально растягивая слова:

— Ночью мы погнались за вами, но ошиблись направлением — вы поступили хитро, не пойдя назад к Нижнему. Можете считать себя счастливчиками, потому что кары, которые предлагались для вас под утро, выходили за пределы здравого смысла. Сегодня мы будем милосердны и справедливы. Вы искупите вину и вновь вольетесь в нашу дружную семью. Племя обид не держит.

— В «ящике» что-то случилось… — перебил Ник, а его, в свою очередь, перебила Луиза:

— Я говорила, они не понимают.

— Когда говорит вождь, другие должны молчать. — Толик дал отмашку одному из тех, кто был сзади Ника.

Спину обожгло болью. Второй хлесткий удар пришелся по спине Луизы. Насколько возможно, Ник вывернул голову и скосил глаза назад: Юрец с ухмылкой поигрывал брючным ремнем.

— Спасибо, — кивнул ему Толик. — Надеюсь, каждый сделает из прецедента правильные выводы. Я остановился на том, что из-за вас нам пришлось проделать пешком долгий путь к Нижнему озеру. К тому времени рассвело, и мы увидели, что на другом берегу скопилась техника, а военные с непонятной целью развили бурную деятельность. Я поплыл узнать, в чем дело. Выстрелами поверх головы мне дали понять, что этого делать не нужно. Я подумал: если это не учения, то в «ящике» что-то пошло не так, и тогда нам всем полная кастрюля, накрытая медным тазом. То, что происходило на берегу, на учения не походило — на учениях по гражданским не стреляют. Итог прост и беспощаден: мы оказались в зараженной зоне, в зоне отчуждения. Для тех, кто снаружи, нас больше не существует, нас списали. И когда эта мысль дошла до каждого, — он обвел взором свою команду и величественно взмахнул жезлом, — мы решили, что последние дни или даже часы своей жизни нужно прожить с удовольствием. Согласитесь, какая разница, что о вас позже подумают другие, если сначала пристрелят?

— А если не пристрелят? — возразил Ник. — Тогда будет чувство, что лучше бы пристрелили.

Толик кивнул Юрцу, и спину Ника взрезал новый удар.