— Никто не знает, что будет потом, — продолжил Толик. — Мы живем сейчас. Живем один раз. И в данную минуту, если быть честным, уже не живем, а доживаем. Итак. — Поднятием жезла он призвал всех к особому вниманию. — Какие меры, кроме ограничения в пище, применим к нарушителям за самовольный уход без разрешения вождя?
— Ребята ни при чем, это я их увела, — объявила Луиза.
Вскинутой рукой Толик остановил замахнувшегося Юрца:
— Подожди! Вопрос требует отдельного разбирательства и показательного наказания. Мало того, что злостно проигнорировано правило молчать, когда говорит вождь. Нам еще и врут в глаза. Анфиса, расскажи, что слышала.
Размалеванная под туземку рыжеволосая красотка отлипла от него и расправила плечи.
— Разговоры про уход у них начались давно, еще когда в машину кто-то забрался. — Красивая грудь Анфисы с некоторой злостью глядела вперед, будто мстила за отказ «собирать дрова». Анфиса, видимо, не прощала отказов. Она закатила глаза, напрягая память: — Ник с Мироном говорили, что им все надоело, и останавливало их только то, что среди ночи домой не добраться. Потом, намного позже, они обсуждали это с Луизой — в лесу, когда собирали дрова. — Вот, все же вылезли эти дрова. Анфиса оказалась обидчивой, злопамятной и с очень хорошим слухом. — Сначала она уходить не собиралась, говорила, что им лучше было сразу остаться дома, и переживала, что они переломают себе ноги, когда будут плутать по лесу в темноте. А этот, — палец Анфисы взвился на Ника, — сказал, что здесь плохая атмосфера, и лучше они пойдут на озеро.
— Из-за этого мы и взяли ложный след, — сказал Толик, когда Анфиса умолкла и вернулась в прежнее положение спинки его каменного трона. — Луиза, ты хотела выгородить других, а попалась сама, твоя ложь очевидна и требует наказания — такого, чтобы соответствовало тяжести содеянного. Для начала, пока мы придумываем основное наказание, за неоднократные разговоры без разрешения нарушительница приговаривается к отцовскому воспитанию каждым членом племени. Подведите нарушительницу к жертвенному камню.
Юрец с Бизончиком подхватили Луизу под руки и практически поднесли к стоявшей рядом округлой глыбе, которая немного походила на трон вождя, но превосходила по размерам. Этакий кривой футбольный мяч для мамонтов. Или окаменевшее яйцо динозавров, слегка покрошившееся с одного боку. Луизу положили животом на верхушку «яйца», связанные за спиной руки освободили и тут же вновь стянули внизу глыбы, и теперь жертва приближавшегося «воспитания» как бы обнимала камень. Чтобы у нее не получилось подняться, веревки рук и ног связали между собой.
Вид, которого добивался Толик, шокировал. Ник то тянул лицо вверх, то опускал. Он не мог смотреть и не мог не смотреть. Происходившее выходило за все рамки. А ведь это только начало, если вспомнить слова Толика.
Надо что-то делать. Что? Если бы знать.
Царственным жестом Толик отправил помощников на место.
— Отцовское воспитание — это больно, но эффективно. Оно не забывается. Каждый из нас хочет добра нашей соратнице, которая ступила на ложный путь отрицания общих ценностей. Отбившуюся от стада и его законов заблудшую овцу требуется вразумить и вернуть в племя здоровым адекватным человеком. Кто начнет?
— Вождь — отец племени, — преданно выдал Бизончик. — Начать отцовское воспитание должен вождь.
Толик поморщился:
— Предпочитаю не начинать, а кончать. Я буду последним, мне есть, что сказать при этом. Начать должен кто-то из тех, для кого наша общая позиция все еще неочевидна и даже, возможно, сомнительна. Воспитание в стиле «ататапапопи» воспитывает всех: и того, кого наказывают, и того, кто воспитывает. Например, мне кажется, что Фаня может пожалеть сестру и не усердствовать, а это скажется на понимании наказуемой степени своей вины. Может показаться, что вина незначительна, если незначительно наказание за нее. Это приведет к рецидиву, а мы должны воспитать достойных сынов и дочерей племени, которые различают добро и зло. Выступить против установленных в племени правил — зло. Получить или дать заслуженное наказание — добро. Ну, хватит общих слов, имеющий уши да услышит. Начнем с приятелей нарушительницы. Аскер, наш доблестный южный ветер, готов ли ты наказать нашу общую подругу за своенравие, непослушание и неуважение к старшим?
Аскер плюнул Толику под ноги — как можно дальше вперед, хотя знал, что не достанет.
— За отказ от участия тоже будет наказание, — известил Толик. — Ник, а ты готов?
— Да.
Банальный «гром среди ясного неба» был бы лишь преддверием той бездны невероятности, которая поразила собравшихся. В пещере воцарилась могильная тишина. Только костер потрескивал. Каждый щелчок казался выстрелом и грозил взрывом взбурливших эмоций. После плевка Аскера «да» Ника воспринималось плевком в душу и бесхребетно-покорным рабским прыжком в бассейн, полный общих плевков.
Ник не поднимал лица. Смесь презрения и гадливости жгла кожу, хотя он даже не видел сошедшихся на себе взглядов. Он их чувствовал. К такому, как он, сам он ощущал бы то же самое.