Три побега из Коринфа (ЛП)

— Художник здесь не нужен, — ответил пират. — Ему нужно  просто сбрить бороду  и подстричь кое-где. А вот здесь придется сбрить бороду и побрить голову.

— Что? — спросил Калиас.

— Сбрить бороду и побрить голову, — повторил пират-художник, — ну, и подбрить брови немного.

— Бороду голову и брови?  Что ты говоришь, друг? —   Калиас удивленно уставился на пирата.

— И ты говоришь, что они не узнают его? — с любопытством спросил Меликл.

— Не только они, но и родной сын его не узнает, — заявил  пират-художник.

Калиас вздрогнул.

 — Бороду, голову и брови.  Мою бороду! Ты что, сумасшедший что ли?

Полиникос молитвенно  сложил руки.

— Калиас..?  —  взмолился он.

Но Калиас покраснел от гнева.

— Мою бороду! — закричал  он. — Ради Зевса и Афины, всех богов, всех, всех, всех… только не трогайте мою бороду!

— Но у нас нет другого выхода!

— Делайте все что хотите...  Все, кроме этого…

— Ну, Калиас!

Калиас оглядел всех вокруг возмущенным взором. Он увидел десятки глаз, устремленных на его бороду  со страшным вожделением. Внезапно он почувствовал себя жертвой каннибалов.

— Почему вы все смотрите на меня, как шакалы, а?

— Калиас, — сказал Софрониск с улыбкой, — зачем тебе борода? Твое благородное лицо не нуждается в украшении.  Без нее твое лицо станет намного лучше, как божественный лик благородной Елены.

— Что?  —   спросил растерянный Калиас.

— Пожертвуй своей бородой  ради нас, друг мой.

— Никогда! — Калиас широко выпрямился, нахмурившись на присутствующих, как будто готовясь отразить нападение. — Ради чего?  — сказал он.  — Я едва знаю этого вашего мальчишку из Коринфа, ни эту девушку, ни их мать. Зачем они мне нужны?

— Но ты знаешь меня и Полиникоса, — сказал Меликл.

— Да, я вас знаю и готов  сделать для вас все, но бороду сбривать я не буду, даже из-под палки? Никогда!

— Калиас, я был готов  отдать за тебя не только бороду, но и голову.

— Меликл, чего ты от меня хочешь? Ты хочешь, чтобы надо мной смеялись все Сиракузы, потому что моя жена не узнает меня, и выгонит  из домам палкой, и что меня не узнает не только мой родной сын, но и его собака?

— Она снова у тебя отрастет, друг мой.

— Да? Через год?  И все это время я буду выглядеть… как детская задница.  Так что-ли?

— Ну, египтяне ходят так всю жизнь, — заметил Софрониск, — и никто не  делает из этого трагедии.

— Тогда сам стань египтянином, если хочешь. Я не хочу им становиться. — Я жертвую всем:  деньгами, временем, работой, даже головой, но становиться похожим на  детскую задницу – ни за ято, ни за что на свете!

— Ну, здесь ничего не поделаешь, — сказал Меликл, — если ты не хочешь нам помочь, то придется обойтись без тебя.

— Это я не хочу вам помочь? А, кто  вам подсказывает все идеи?  О боги!  Зачем вы навели меня на эту  глупую мысль, …   зачем я  вовремя не прикусил язык! О боги!  Мне легче умереть!

— Напротив. Идея была превосходной, Калиас, но если ты откажешься от нее,  то  не разделишь с нами, ни опасности, ни славы.

— Вы же погибнете без меня, как птенцы без матери. Хореос сожрет вас, как кровожадный паук.

— Значит, такова наша судьба! И без твоей помощи, Калиас, наша кровь падает на твою голова.  Но ты не волнуйся. Никто из нас не проклянет тебя.

Калиас задрожал от гнева, отвернулся и долго сидел молча.

— Друг, — попытался заговорить с ним Меликл.

— Уйди, от меня змееныш! — прорычал Калиас. — А ведь, когда-то я этого змееныша выкупил за шестьдесят драхм.

Он нахмурился и задумался, печально склонив голову.

— Они отвернутся от меня меня и  вышвырнут из дома, — тихо сказал он сам себе, — моя жена обломает не одну трость о мою голову.

Вдруг он встал, подошел к столу, налил себе хороший кубок вина, выпил, покраснел и вытер рот.

— Я готов,  — наконец, сказал он. — Никто не сможет сказать, что Калиас не пожертвовал всем ради своих друзей. Давай, сбривай! — сказал он пирату-художнику. — Подходи и делай со мной все, что хочешь!

— Сейчас, сейчас? — подошли к нему Полиникос и Меликл.

— А, теперь начинайте, гадюки, змеи, скорпионы! Да, начинайте  быстрее, пока я пьян. Если я буду трезвым, вы со мной ничего не сделаете, предатели!

Через час Калиас предстал перед ними, настолько изменившимся, как будто к нему прикоснулась. волшебница Кирке или как ее называли в Элладе Цирцея.

Его чисто выбритая голова блестела, брови и остатки волос оставшиеся по краям, слегка подкрасили и добавили чертам лица румяный цвет.

Когда экипаж его увидел, все зааплодировали.

— Калиас, — взволнованно позвали они его.  —   Это же не ты!

— Да, я не Калиас, — с достоинством ответила его ипостась. — Я Анакарбис, грек из Саиды в Нижнем Египте, советник и работорговец  на службе у его величества, принца Хирама. А вы все какие-то отморозки.  Ладно!   А, теперь налейте вашему господину побольше вина!

Таким образом, самое большое препятствие было преодолено. Все остальное прошло гладко.

Экипаж был подобран    частично из жителей Милета, частично из пиратов, особенно из финикийцев или, по крайней мере, напоминавших их по внешнему виду