Три покушения на Ленина

Сумасшедшая? Экзальтированная?

Тем временем на Лубянке вовсю шли допросы Фейги Каплан. Первым к делу приступил нарком юстиции Курский.

– Где вы взяли оружие? – спросил он.

– Не имеет значения, – вызывающе дерзко ответила Фаня.

– Вам его кто-нибудь передал?

– Не скажу.

– С кем вы связаны? С какой организацией или группой?

– Отвечать не желаю.

– Связан ли ваш социализм со Скоропадским?

– Отвечать не намерена.

– Слыхали ли вы про организацию террористов, связанную с Савинковым?

– Говорить на эту тему не желаю.

– Почему вы стреляли в Ленина?

– Стреляла по убеждению.

– Сколько раз вы стреляли в Ленина?

– Не помню.

– Из какого револьвера стреляли?

– Не скажу. Не хотела бы говорить подробности.

– Были ли вы знакомы с женщинами, разговаривавшими с Лениным у автомобиля?

– Никогда их раньше не видела и не встречала. Женщина, которая оказалась раненой при этом событии, мне абсолютно не знакома.

– Просили вы Биценко провести вас к Ленину в Кремль?

– В Кремле я была один раз. Биценко никогда не просила, чтобы попасть к Ленину.

– Откуда у вас деньги?

– Отвечать не буду.

– У вас в сумочке обнаружен железнодорожный билет до станции Томилино. Это ваш билет?

– В Томилино я не была.

– Где вас застала Октябрьская революция?

– Октябрьская революция застала меня в Харькове, в больнице. Этой революцией я осталась недовольна. Встретила ее отрицательно. Большевики – заговорщики. Захватили власть без согласия народа. Я стояла за Учредительное собрание и сейчас стою за него.

– Где вы учились? Где работали?

– Воспитание получила домашнее. Работала в Симферополе. Заведовала курсами по подготовке работников в волостные земства. Жалованье получала (на всем готовом) 150 рублей в месяц.

– Стреляли в Ленина вы? Подтверждаете?

– Стреляла в Ленина я. Решилась на этот шаг в феврале. Эта мысль назрела в Симферополе. С тех пор готовилась к этому шагу.

– Назовите полностью свое имя, отчество и фамилию.

– Меня зовут Фанни Ефимовна Каплан. По-еврейски мое имя Фейга. До 16 лет жила под фамилией Ройдман. Родилась я в Волынской губернии, уезда не помню. Отец мой был еврейский учитель. Теперь вся моя семья уехала в Америку.

В два часа ночи уставшего Курского сменил Петерс. Ничего нового этот допрос не дал. Единственное, чего добился Петерс, это довел Фаню до слез.

– Я до сих пор не могу понять, что означали эти слезы, – говорил он позже, – раскаянье или утомленные нервы.

А присутствовавший на допросе Аванесов был еще откровеннее.

– На вид сумасшедшая какая-то. Или экзальтированная, – сказал он.

Параллельно шли допросы кастелянши Павловской больницы Марии Поповой, той самой женщины, которая была ранена первым выстрелом.

– В пятницу, 30 августа, я вышла из дома в шестом часу вечера. Зашла к Клавдии Московкиной, которой снесла кружку молока. Потом мы мимоходом зашли на митинг и подоспели под самый конец речи Ленина.

Когда кончилась речь, я вместе с Московкиной направилась к выходу и очутилась возле Ленина. Я обратилась к Ленину: «Вы разрешили муку, а муку отбирают». Он ответил: «По новому декрету нельзя. Бороться надо!» Тут раздался выстрел, и я упала. Я находилась по правую руку от Ленина и несколько сзади.

Чекисты обратили внимание и на нестыковку во времени, и на то, что она слышала всего один выстрел, и на нелепый вопрос о муке. Тем более, что милиционер Сухотин рассказал об этих событиях совсем иначе.

– Товарищ Ленин приехал на митинг часов в 9 вечера. Через полчаса он кончил свою речь и направился к выходу. По дороге его никто не останавливал. Публика расступалась перед ним по обыкновению. Когда толпа начала выходить вслед за Лениным во двор, раздались 3 выстрела. Я выскочил из толпы посмотреть, в чем дело. И увидел раненого Ленина, лежащего на земле шагах в шести от автомобиля. Шагах в четырех от Ленина на земле лежала женщина и кричала: «Я ранена. Я ранена». А из толпы кричали: «Она убийца». Я бросился к этой женщине, мы ее подняли и отвели в Павловскую больницу.

Пришлось Попову арестовать, а заодно задержать ее дочерей и вызвать на допросы сослуживцев, соседей и всех, кто хоть что-то о ней знал. Идея была такова: Попова находилась ближе всех к Ленину, и если не стреляла сама, то по крайней мере отвлекала на себя внимание – ранение-то у нее пустяковое, не исключено, что так было задумано. Но затея с Поповой закончилась самым настоящим конфузом.

Следователь, который вел это дело (его имя я назову несколько позже), вынужден был это признать, причем письменно.