«Допросив подробно обеих дочерей Марии Поповой, я вынес вполне определенные впечатления, что Попова является заурядной обывательницей, которая, если интересовалась какими-либо общественными вопросами, то исключительно вопросом о хлебе. Нет никаких подозрений, чтобы она была причастна к правоэсеровской или иной партии или к самому заговору. Дочери являются достойными дочерьми своей мамы, выросли в нужде: и был бы хлеб и картофель – для них выше всякой политики».
Эта бумага явилась основанием для официального документа, который называется «Заключение следствия о Марии Григорьевне Поповой». В нем подчеркивается, что на митинг она попала случайно, что ее пособничество преступлению ничем не подтверждается, что «побудительным мотивом ее обращения к Ленину послужило то обстоятельство, что ее дочери были в поездке за мукой, и она боялась отобрания этой муки». Еще раз подчеркивается, что Попова «заурядная мещанка и обывательница, что ни ее личные качества, ни интеллектуальный уровень, ни круг людей, среди которых она вращалась, не указывают на то, чтобы она могла быть рекрутирована в качестве пособницы при выполнении террористического акта».
Подписал это документ тот самый следователь и еще один человек, имя которого стало символом большевистского палачества, звериной жестокости и лютого изуверства. Его имя в деле покушения на Ленина всплывет еще не раз, и в свое время я об этом ироде расскажу.
А пока что сестер Поповых из-под стражи освободили, засаду с их квартиры сняли, а мать признали лицом, пострадавшим при покушении на Ленина, назначили единовременное пособие и положили в больницу «для излечения за счет государства».
Хоть и с запозданием, но чекистам пришла в голову дельная мысль: на месте покушения надо провести следственный эксперимент. Степан Гиль пригнал машину на место покушения, трое мужчин стали изображать Ленина, Каплан и Попову, а четвертый все это фотографировал.
Удивительно, но эти снимки сохранились! В роли Ленина выступал председатель завкома Иванов, в роли Поповой – работник завкома Сидоров, а в роли Каплан – тот самый следователь, который допрашивал Марию Попову и отпустил ее на все четыре стороны. Вот «Ленин» подходит к автомобилю, «Попова», беседуя с ним, идет рядом, Гиль – за рулем, а «Каплан» – около переднего колеса машины. Следующий снимок. «Каплан» стреляет. Остальные пока что стоят на прежнем месте. А вот на третьем снимке «Ленин» лежит на земле, «Попова» в испуге бежит, Гиль склонился над Лениным, а «Каплан» спокойно идет к воротам.
Тогда же они нашли четыре гильзы, хотя выстрелов, как вы, наверное, помните, было три. Загадка четвертой гильзы так и не будет раскрыта ни по горячим следам, ни через четыре года, когда к делу о покушении на Ленина чекисты вернутся снова. А тогда, во время следственного эксперимента, запутавшийся в своих показаниях Гиль вспомнил, что тот браунинг, который стрелявшая женщина бросила ему под ноги, он затолкал под машину. Куда он потом делся, Гиль понятия не имел, так как ему было не до браунинга: надо было спасать Ленина.
Уже знакомый нам следователь опросил всех чекистов, милиционеров и красноармейцев, которые побывали в тот злосчастный вечер во дворе завода, но никто из них браунинга не видел и не находил. И тогда он придумал потрясающий по своей простоте ход: в «Известиях» напечатали обращение к нашедшему оружие с просьбой вернуть его в ВЧК. Самое удивительное, эта публикация сработала и уже на следующий день на Лубянку явился рабочий фабрики Савельева Александр Кузнецов, который передал следователю браунинг № 150489 и обойму с четырьмя патронами. В тот же день он подал в ВЧК письменное заявление.