Три покушения на Ленина

Между тем все это время Кингисепп жил в кладбищенской сторожке на окраине Таллина. Хозяева понятия не имели, что в их доме живет государственный преступник, за голову которого назначены большие деньги. Но однажды некстати протрезвевший старик, которому не на что было похмелиться, заявил своей жене:

– Ты знаешь, старуха, у меня есть подозрение, что наш жилец и есть тот самый Кингисепп, которого ищет полиция.

– С чего ты это взял? Такой добропорядочный господин: и за квартиру платит вовремя, и баб не водит, и пьет только пиво. Тебе бы у него поучиться. Пить надо меньше – и никакие Кингисеппы сниться не будут!

– Да? А почему он целыми днями сидит дома? Почему прогуляться выходит только ночью и со двора – ни шагу? И что за люди снуют туда-сюда с какими-то бумагами?

– Ты же видишь, что целыми днями он сидит за столом и что-то пишет, а для этого нужна бумага. Вот ему и приносят.

– И все-таки я думаю дать знать полиции. Пусть проверят. Представляешь, каких деньжищ нам отвалят, если окажется, что это Кингисепп! Тогда бы я перед смертью мог сказать соседям: «Старик в своей жизни хоть раз хорошо выпил!»

– Не дури, рыбья твоя голова. Никакой это не Кингисепп.

– А вдруг? – не унимался старик.

К счастью, этот разговор подслушал один из друзей Кингисеппа и все ему передал. Виктор был хорошим психологом – тут же пошел в атаку!

– Вот что, хозяин, – начал он, наливая ему пива. – Стены у тебя тонкие, и я случайно подслушал твой разговор. Денег ты на мне не заработаешь, а потерять – потеряешь. И не только деньги, но и последние штаны. А то и загремишь на нары.

– Это еще почему? – гонорливо уточнил старик.

– Потому, что я журналист, которого за крамольные статьи на полгода упекли за решетку. А я из тюрьмы сбежал и поселился у тебя. Так что за укрывательство беглого преступника ты запросто можешь попасть в каталажку.

– Вон как все обернулось! – досадливо крякнул старик. – А я хотел на тебе подзаработать.

– Ты лучше смотри, чтобы никто не пронюхал, что я у тебя живу. А насчет подзаработать… На вот тебе деньги за месяц вперед.

– Вовремя, очень вовремя! – обрадованно засуетился старик. – А насчет того, чтобы кто-нибудь про тебя пронюхал, не бойся: буду нем, как минога.

Надо сказать, что старик свое слово сдержал, и Кингисепп без каких-либо хлопот жил у него еще восемь месяцев.

И так продолжалось до 1922 года. К этому времени Кингисепп сильно сдал: он сильно похудел, его мучили головные боли, он совсем не спал. Когда ему предлагали съездить в Россию и подлечиться, Виктор только отмахивался и, улыбаясь, говорил, что не хочет доставлять своим отсутствием радость эстонской буржуазии. А в кратком письме жене чуть подробнее объяснил свою позицию.

«Разве это могло бы продлить наше счастье, если бы я, как некоторые другие товарищи, вернулся в Советскую Россию?! Это было бы дезертирством. Такова моя партийная этика. Нас с тобой разделяют товарищи, которых скосил белый террор. Их число растет с каждым месяцем, с каждой ночью. Я похоронил все надежды на личное счастье, у меня нет другой страсти, кроме страсти возмездия классовым врагам. Я исполнен личной ненависти к буржуазии. И я живу этой ненавистью, живу для того, чтобы приблизить минуту расплаты».

В это время Виктор жил в маленьком деревянном домике прачки Елизаветы Тельман. Его друг по кличке Мальм, что значит чугун, выгородил между печкой и комнатой крохотную каморку и так замаскировал дверь, что чужой человек ни за что бы не догадался, что в стене есть ход. Отсюда Кингисепп выбирался в город, выступал на митингах и даже принял участие в подготовке первомайской демонстрации. Так как сам Виктор принять в ней участия не мог, его наиболее близкие друзья решили устроить ему сюрприз и провели праздничные колонны, конечно же, с песнями и оркестрами, мимо его дома.

Виктор ликовал и чуть было не выскочил наружу! Он-то не выскочил, а вот Мальм и еще один подпольщик по фамилии Креукс, которые скрывались в соседнем доме, выскочили. Они хотели взглянуть на демонстрацию и тут же скрыться. Но так случилось, что их заметили полицейские. Пришлось бежать. Креукс был порезвее и смог удрать, а Мальма схватили.

Об этом тут же оповестили Кингисеппа, но он был так уверен в своем надежном, как чугун, друге, что покинуть свой схрон отказался. В контрразведке Мальма пытать не стали, а просто предали военно-полевому суду, который приговорил его к смертной казни. Перед расстрелом ему сказали, что если он сообщит, где скрывается Кингисепп, то его помилуют и дадут возможность уехать из страны. И чугунный Мальм сломался.