Читаем Три покушения на Ленина полностью

– Станислава эта информация устроила?

– Еще как! Он мне даже заплатил.

– Сколько?

– Сто пятьдесят рублей.

– Это была единственная встреча?

– Ну что вы! Мы с ним встречались в кафе на Страстном бульваре, потом у памятника Пушкину – всего у нас было четыре встречи. Потом он куда-то исчез, и с конца 1935 года никто из агентов польской разведки мне не звонил и домой не заходил.

Попробуйте перечитать протокол этого допроса еще раз – и вы увидите и откровенные издевки Платтена, и «лапшу», которую он вешает на уши допрашивавшего его младшего лейтенанта Шеина, и скрытые насмешки. Ну какой шпион в качестве явки станет использовать свою квартиру? Какой разведчик будет передавать документы в таких людных и постоянно прочесываемых «наружниками» из НКВД местах, как Большой театр или Пушкинская площадь?

А чего стоят «шпионские сведения» о видах на урожай или приплоде телят, почерпнутые из газет?! Следователь Шеин все это тщательно записывал, задавал уточняющие вопросы – и Платтен поверил, что перед ним зеленый мальчишка, которого он запросто переиграет, и тому ничего не останется, как, извинившись, отпустить его домой.

Но Шеин, хоть и был всего лишь младшим лейтенантом, дело свое знал туго. До поры до времени он играл с Платтеном в поддавки и ждал момента, когда подследственный расслабится, потеряет бдительность и поверит в скорое освобождение. Такой момент наступил 4 апреля.

– Значит, вы говорите, что с конца 1935 года никто из агентов польской разведки вам не звонил и домой не заходил? – начал издалека Шеин.

– Увы, но это так, – развел руками Платтен, надеясь, что допрос на этом и закончится.

– Назовите лиц, с которыми вы имеете тесную связь и которые в настоящее время арестованы органами НКВД, – резко изменил тему Шеин.

– Лиц? Арестованных? – смешался Платтен. – При чем тут эти лица?

– Вопросы здесь задаю я! – прихлопнул тощенькую папку Шеин. – Не забывайте, где вы находитесь, и отвечайте на поставленные следствием вопросы. И еще! – резко наклонился он над столом и впился в глаза Платтена. – Изворачиваться, вертеть вола и крутить хвостом – не советую, следствие этого терпеть не будет. Я ведь могу прибегнуть и к другим мерам воздействия. Не вынуждайте меня к этому, подследственный, ох, не вынуждайте! Вы меня поняли?

– Понял. Я все понял, – схватился за неожиданно разболевшуюся руку Платтен. – Я назову. Назову всех арестованных лиц, с которыми имею, вернее, имел тесную связь. Прежде всего, это жена – Платтен-Циммерман Берта Георгиевна. Она арестована в июле 1937-го. Затем литовский инженер Камбер. Потом Абрам Мендельсон, с которым я познакомился в Берлине семь лет назад, – он тогда был служащим советского торгпредства. Еще швейцарец Ян. Его я знал как сотрудника секретного отдела Коминтерна. Все они арестованы в начале этого года.

– Назовите страны, в которых вы проживали.

– Кроме Швейцарии, это Италия, Австрия, Финляндия, Румыния, Латвия, Литва и Германия.

– В каком году вы приехали в СССР на постоянное жительство?

– В 1923-м. Я прибыл вместе с группой переселенцев в составе сельскохозяйственной артели «Солидарность».

– Сколько раз вы арестовывались, судились и отбывали наказание?

Сухой язык протокола улыбок не фиксирует, но наверняка, отвечая на этот вопрос, Платтен победоносно усмехнулся и снисходительно посмотрел на безусого лейтенантика.

– Это было неоднократно. Три раза в Швейцарии, затем в Литве, Латвии, Румынии, Финляндии и Германии. Из одних тюрем я бежал, из других отпускали под залог, бывало и так, что обменивали, – так случилось в Финляндии, где меня обменяли на белофинских офицеров.

А потом пошел так называемый конвейер: допросы продолжались круглыми сутками, следователи менялись, а от измученного Платтена требовали не только подтверждения предыдущих показаний, но и новых данных о друзьях, знакомых и совсем незнакомых людях. Выяснив, что почти двадцать лет Платтен был не просто социал-демократом, но и коммунистом, что в партии занимал самые высокие посты, следователи подошли к одному из самых главных вопросов.

– По какой причине в августе 1937 года вы были исключены из рядов ВКП(б)?

– Это случилось в связи с арестом моей жены, – вытер повлажневшие глаза Платтен. – Она работала в Коминтерне, выполняла ответственные задания, а потом… за ней пришли. Был суд. Она получила большой срок за то, что являлась не только троцкистской, но еще и шпионкой – английской и германской одновременно. Бред какой-то! Бред и чушь! – неожиданно для себя вспылил Платтен. – Моя Берта – шпионка?! – кричал он. – Вы можете в это поверить? – грозно вопрошал он Шеина.

– Могу, – понимающе усмехнулся следователь. – Раз советский суд принял такое решение, значит, так оно и есть.

– Я этому не верю, – тяжело вздохнул Платтен. – Произошла ошибка. Трагическая ошибка. Ведь бывают же такие ошибки, а?

– У нас есть кому разбираться с ошибками, – выразительно посмотрел на потолок Шеин. – А пока что я жду ответа на вопрос: за что вас исключили из партии?

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская смута 1917 - 1922

Атаманщина
Атаманщина

Что такое атаманщина? Почему в бывшей Российской империи в ходе гражданской войны 1917–1922 годов возникли десятки и сотни атаманов, не подчинявшихся никаким властям, а творившим собственную власть, опираясь на вооруженное насилие? Как атаманщина воспринималась основными противоборствующими сторонами, красными и белыми и как они с ней боролись? Известный историк и писатель Борис Соколов попытается ответить на эти и другие вопросы на примере биографий некоторых наиболее известных атаманов – «красных атаманов» Бориса Думенко и Филиппа Миронова, «белых» атаманов Григория Семенова и барона Романа Унгерна и «зеленых» атаманов Нестора Махно и Даниила Зеленого. Все атаманы опирались на крестьянско-казацкие массы, не желавшие воевать далеко от своих хат и огородов. Поэтому все атаманы действовали, как правило, в определенной местности, откуда черпали свои основные силы. Но, в то же время, в локальной ограниченности была и их слабость, которая в конечном счете и обернулось их поражением в борьбе с Красной Армией.

Борис Вадимович Соколов

История

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее