Три покушения на Ленина

А наш утопленник, поднырнув под днищем лодки, ухватился за ее борт с обратной стороны и спокойненько плыл до самого поворота. В лодку он влез только тогда, когда убедился, что с берега его никто не видит. За весла на всякий случай так и не сел, а просто спускался по течению. Главное было засветло добраться до отмели, где на якоре стоял небольшой пароходик, капитану которого Урицкий оказал кое-какую услугу и который согласился доставить его в безопасное место.

Дни в этих краях летом длинные, и Урицкий на пароход успел. Жандармы его, конечно же, искали, но когда рыбаки на иконе поклялись, что всем миром видели, как ссыльнопоселенец ушел на дно, составили необходимый в таких случаях рапорт и облегченно вздохнули: одной заботой стало меньше.

Живи Урицкий в Красноярске или, скажем, в Самаре, быть может, его бы и не нашли, но нелегкая понесла его в Петербург, где он и попался. В конце концов его отпустили, потом снова арестовали, потом, в связи с обострением туберкулеза, отпустили – и так несколько раз, пока он не уехал в Германию, откуда, из-за начавшейся войны, перебрался Данию.

Об этом периоде жизни будущего руководителя Петроградской чрезвычайки, ставшего, по словам того же Луначарского, «воплощением большевистского террора», известно мало, а вот то, что вскоре после победы Февральской революции он оказался в Петрограде, установлено совершенно точно. Так же точно установлено его участие в июльских событиях 1917 года. Это он распропагандировал 176-й запасной пехотный полк, подтолкнув его к выступлению против Временного правительства.

То, что несколько десятков солдат погибло, не имело никакого значения. Главное – пролилась кровь, первая кровь, в которой был повинен Моисей Урицкий. Позже ее будет так много, что об этом эпизоде забудут, но то, что человек, ставший «воплощением большевистского террора», почувствовал вкус крови именно 4 июля 1917 года, – бесспорный факт. Не случайно же Особая следственная подкомиссия, созданная Временным правительством, с безусловной очевидностью установившая «участие в вооруженном выступлении 176-го полка некоего Урицкого», приняла решение «в случае розыска обвиняемого избрать в отношении Урицкого мерой пресечения безусловное содержание под стражей».

Обошлось… Найти Урицкого так и не смогли. А в октябре он стал членом Военно-революционного комитета по подготовке и проведению вооруженного восстания. Уверяют, что все эти дни и ночи «с красными от бессонницы глазами» Урицкий оставался на посту, занимаясь созданием боевых отрядов и вооружением Красной гвардии. Зимний он не штурмовал, так как получил куда более деликатное задание: ему вручили специальный мандат и наделили чрезвычайными полномочиями «для допроса заключенных и освобождения тех из них, каких он найдет нужным».

Этими заключенными были министры Временного правительства, помещенные в Петропавловскую крепость. Освобождать он никого не стал, а напротив – усилил охрану и ужесточил режим посещения крепости. Когда один из министров пожаловался, что в камерах холодно и сыро, Урицкий недобро усмехнулся и процедил сквозь сжатые зубы:

– Не мы, а вы строили эти тюрьмы. Так что наслаждайтесь тем, что есть.

В начале декабря Урицкий получил новое, очень щекотливое назначение: он стал комиссаром Всероссийской комиссии по делам о выборах в Учредительное собрание. Если смотреть на это с точки зрения закона, то ситуация у большевиков была, прямо скажем, патовая. Дело в том, что выборы в Учредительное собрание проводились по спискам, составленным еще до Октябрьского переворота, и большевики там были в меньшинстве. Правые эсеры, которых было больше, планировали вступить в коалицию с другими партиями, и так как Учредительное собрание, а проще говоря, парламент, обладало законодательными функциями, намеревались отрешить большевиков от власти.

Допустить этого ни Ленин, ни его сторонники, почувствовавшие вкус власти, не могли. Поэтому Урицкий получил тайное задание: «Учредилку разогнать!» Но как это сделать, если вся Россия выбирала депутатов и теперь с надеждой смотрела на Таврический дворец, где 18 января 1918 года состоялось первое и, как оказалось, последнее заседание съехавшихся со всей страны народных избранников?! Многие считают, что Учредительное собрание распустил матрос Железняков, всю ночь охранявший депутатов, а в пять утра заявивший, что караул, мол, устал, и он, начальник караула, просит депутатов покинуть дворец.

На самом деле все было не так. Дворец депутаты покинули, но им и в голову не приходило, что попасть туда они уже не смогут. Анатолий Железняков всего лишь выполнял распоряжение Урицкого, который приказал под любым предлогом выкурить депутатов из здания. Не пускать их туда было гораздо проще. А тут как раз подоспел декрет ВЦИКа о роспуске Учредительного собрания. Как ни шумели народные избранники, как ни ярились, но против декрета, извините за выражение, не попрешь – это им Урицкий объяснил, если так можно выразиться, на пальцах.