Три покушения на Ленина

«Совет Комиссаров Петроградской Трудовой Коммуны постановляет: Членов бывшей династии Романовых – Николая Михайловича Романова, Дмитрия Константиновича Романова и Павла Александровича Романова выслать из Петрограда и его окрестностей впредь до особого распоряжения, с правом свободного выбора места жительства в пределах Вологодской, Вятской и Пермской губерний.

Все вышепоименованные лица обязаны в трехдневный срок со дня опубликования настоящего постановления явиться в Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией (Гороховая, 2) за получением проходных свидетельств в выбранные ими пункты постоянного местожительства и выехать по назначению в срок, назначенный Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией».

До Вологды великие князья добрались, причем заболевшего Павла заменил Георгий Михайлович, но на свободе были недолго: уже 1 июля их арестовали и бросили в тюрьму. Петроградским чекистам Вологодская тюрьма показалась ненадежной, и арестантов перевезли в Петропавловскую крепость, добавив к ним и Павла Александровича.

А вот дальнейший ход Урицкого был таким иезуитски-мерзким, что даже кое-кто из большевиков, то, что называется, развел руками. Зная, как его люто ненавидят, Моисей Соломонович сделал себе щит из живых людей. Набив тюрьмы заложниками, он заявил, что если с головы руководителей большевиков упадет хотя бы один волос, все заложники будут расстреляны. Но одно дело – держать в заложниках отчаянных поручиков и убеленных сединами генералов, и совсем другое – членов царской династии, которых любят, знают и уважают не только в России, но и во всей Европе.

Вот, скажем, великий князь Николай Михайлович. Он терпеть не мог муштру, шагистику, пушки, ружья и сабли, иначе говоря, армию, а его заставили окончить военное училище и поступить в Кавалергардский полк. Он обожал науку, особенно историю, с увлечением собирал коллекцию насекомых, любил кабинетную тишь, а ему приходилось ходить на разводы, в караулы и участвовать в парадах. Он имел склонность к шалостям, розыгрышам и шуткам, а его заставляли болтаться в свите императора, да еще на строго отведенном месте.

По большому счету, великий князь Николай, который имел довольно забавное прозвище князь Бимбо, был эдаким плейбоем своего времени. Он то проигрывал, то выигрывал бешеные деньги в Монте-Карло, так и не женившись, имел побочных детей, обожая тайные общества, стал масоном. В конце концов терпение венценосных родственников лопнуло и Николаю Михайловичу позволили снять военный мундир. Великий князь с облегчением вздохнул и погрузился в изучение истории России. Он рылся в императорских и семейных архивах, листал хроники, беседовал с очевидцами тех или иных событий – и вскоре стал одним из авторитетнейших экспертов по эпохе Александра I.

Среди прочих недостатков Николая Михайловича была уже не причуда, а серьезный порок, который венценосная семья не могла простить: Бимбо был убежденным пацифистом. Первая мировая война привела его в ужас, а массовый ура-патриотизм первых дней всемирной бойни он считал дурным предзнаменованием. И уж совсем ужасно было то, что он осмелился критиковать политику Николая II и требовал ограничить вмешательство императрицы в работу правительства. Тут уж показал характер и Николай II: он приказал Бимбо покинуть столицу и уехать в деревню.

Февральскую революцию Николай Михайлович приветствовал, а вот с Октябрьской разобраться не успел: по воле Урицкого он оказался в Петропавловской крепости и стал очень ценным заложником.

Другим ценным заложником стал родной брат Бимбо – великий князь Георгий Михайлович. Так как он родился неподалеку от Тифлиса, в семье его на грузинский манер звали Гоги. Он был богатырского сложения и ростом под два метра. Другой карьеры, кроме военной, для великих князей почему-то не было: пошел служить в Уланский полк и Гоги. Кто знает, быть может, со временем он дослужился бы до генерала, но так случилось, что он серьезно повредил ногу, – и мечты о военной карьере пришлось оставить.