Три повести

Светлана невольно жалась ко мне. Она откровенно призналась, что не решилась бы пройти сквозь эту чащу одна. И, не стесняясь, называла себя трусишкой. Я старалась не выдавать своего страха, но мне ни за что не хватило бы духу назвать себя храбрецом. Девственный лес — дело серьезное, атавистические инстинкты действуют здесь безотказно даже в двадцатом веке.

Ворота Базбы выросли перед нами вдруг, как из-под земли. Хозяин встретил радушно, но явно настороженно. Он архивежливо пригласил нас пройти на крыльцо. Усадил на длинную скамью, позвал свою супругу — смуглую сухощавую женщину лет пятидесяти. Передние зубы у нее сильно выдвигались вперед. От этого она казалась приветливей, чем была на самом деле.

Где-то возле кухни мелькнул мальчик. Он походил на оборванца — так плохо был одет.

Сам хозяин — с клювообразным носом, поседевшей остренькой бородкой и густо нависшими на самые глаза бровями — скорее смахивал на какого-нибудь представителя лесной фауны, нежели на двуногого царя земли. Одежда его давным-давно выгорела на солнце, и в живописи ее можно было передать лишь одним способом — смешав все цвета палитры. В таких случаях говорят: цвет серо-буро-малиновый. Но бог с ним, с этим цветом! К тому же одежда его была грязная, в бесчисленных заплатах.

Базба, видимо, понял, что поразил нас своим видом. Извинившись, удалился. И через пятнадцать минут показался другой Базба: в новеньких сапогах, новой блузе, в новой шапке. И брюки были под стать им. Вскоре к нам вышел и симпатичный мальчик, не знавший, куда девать руки, до крайности смущенный.

Базба не говорил по-русски. Светлана служила нам переводчиком. Я решила сразу взять быка за рога.

— Это ваш сын? — спросила я строго.

— Да, мой, — последовал ответ.

— Его имя Есыф?

— Верно, Есыф.

— Он учится в школе?

— Учится.

Ответы его следовали после небольшого раздумья, произносились ровным голосом.

— А в школу ходит?

— Не ходит.

— Вы его отец?

— Да. А вот его мать.

Он указал на женщину тростниковым чубуком своей трубки.

— Вы знаете, что существует закон о всеобщем обязательном обучении?

— Разве? — спросил Базба удивленно.

— А как же!

— Ты меня очень напугала своим допросом. Я боюсь милиции. Вот и позабыл о законе. Вернее, перепутал его с законом о всеобщем поддержании жизни. Мальчик-то помогает мне по хозяйству. Без него нам пришлось бы худо…

Он говорил и улыбался.

Я не сразу его поняла. Но когда, как говорится, до меня дошло, то мне стало ясно, что я села в лужу. Не так с ним надо было разговаривать. Этого старого лиса законом о всеобщем обучении не проймешь.

— Деточка, — сказал он чрезвычайно снисходительным тоном, — ты шла лесом, устала. Обеспокоила себя ради моего сына. Прошу тебя, отдохни немного, поешь с нами что бог послал, а там уж поговорим, о чем будет угодно. А?

Светлана поторопилась ответить: разумеется, это верно.

Машь выдохнул клубы серого табачного дыма, в его глазах промелькнула хитринка.

— И отлично, — сказал он тем же ровным голосом. — Вы очень умные, рассудительные девушки. Верно, что девушки? Не замужем еще?.. Ну, стало быть, не ошибся.

В продолжение нашего разговора Есыф стоял поодаль и молча наблюдал за нами. Потом принялся помогать своей матери. Они вдвоем принесли из кухни холодную мамалыгу, жареный сыр и вино.

По обычаю, мы вымыли руки перед тем, как сесть за стол.

Машь говорил о том о сем, жаловался на нездоровье, на болезни скота и птиц, на плохую осеннюю охоту. Светлана, словно невзначай, обратила мое внимание на добрую дюжину свежих турьих рогов, сваленных на крыльце. Я слышала, что охота на туров — браконьерство. Хитрец Базба, от которого ничто не ускользало, заметил:

— Я очень люблю турьи рога. Их продает один охотник из Буковой Рощи. Знаете такое село?

И продолжал преспокойно есть и пить.

«С ним надо держать ухо востро», — решила я.

Хозяйка рьяно прислуживала нам, и мы не смогли ее убедить присесть к столу.

— Хозяйка должна стоять, — твердила она. — Кто же иначе будет подавать?

Машь провозгласил тост. Он пожелал мне всего, всего наилучшего — обычная формула застолья. А потом ввернул «деловое слово»:

— Вы очень побеспокоились. Из-за кого же? Из-за него. Из-за этого вот мальчика. Вы оказали мне большую честь. Я все понимаю, хотя и безграмотен… Вон стоит мальчик. Несмышленый еще, а внимания требует. А главное — ему в жизни путь нужен. Верный путь. Школа — хорошо, но ведь одной школой сыт не будешь. Разве мало таких, которые бродят по свету неприкаянными после того, как окончили не одну, а сразу три школы?

Я решительно возразила — решительно по существу, а не по форме. В этом смысле я учла свою неудачу. (Светлана сказала мне позже, что я становлюсь человеком Востока быстрее, чем это можно было предположить.) Мои доводы сводились к признанию того простого факта, что учение — свет, а неучение — тьма.

Базба замахал руками. Что, говорит, мы не знаем пользу науки, что ли? Все дело, говорит, в том, что помощник нужен.

Спрашиваю:

— Помощник? По хозяйству?

— Хотя бы и так.

— Другие же посылают детей в школу…

— У меня, — говорит, — дело обстоит совсем, совсем иначе. Надо его моему ремеслу обучить.