Три повести

И Шарик взвизгнул, будто на хвост ему наступили. А потом стал лаять. В первую секунду я подумал, что мы разоблачены, что кто-то подкарауливал. Но нет, все оказалось в полном порядке…

Дождь унялся. В воздухе пахло озоном. Далекие зарницы напоминали о недавней грозе.

Меня позвали. Голос шел от калитки. Я решил, что это Валя Глущенко. И не ошибся: он стоял за забором.

— Лев Николаевич, — сказал Валя прерывающимся голосом, — несчастье.

Я живо натянул на себя брюки, безрукавку.

— Что случилось? — спрашиваю, а сам гляжу в сторону дома — все ли там в порядке. Там все тихо, все спокойно.

Шарик полаял, полаял и угомонился. Побежал к себе под лесенку и заскулил.

Луна была большой и ясной, точно ее только что умыли. Она освещала Валю как прожектором. Могу сказать одно: лицо у Глущенко было перекошено, словно от страшной боли. Какое-то горе, вернее, страх исказил его. Валя тяжело сопел и не мог выговорить ни слова. Я взял его за руку и попросил объяснить толком, в чем же дело.

— Лида, Лида… — с трудом выговорил он. — Лида… Лида…

— Что Лида? Где она?

— Там. — Валя кивнул в сторону моря.

Я заскочил в хижину и вынес стакан воды. Он отхлебнул глоток и чуть не поперхнулся: бедняжка был на грани шока.

— Утонула Лида, — смог он сообщить наконец.

— Как — утонула?! Когда?!

— Сегодня ночью.

— Где?! — задал я довольно странный вопрос.

Он вытянул руку, указывая на море.

Я бросился туда, куда… Словом, к морю. За мною заторопился и Валя. Я слышал за спиною топот бегемота, преследующего врага. Это придавало мне сноровку и силу.

Добежав до белой каемки моря, я остановился перед чернильной бездной.

— Дальше, дальше, — скомандовал Валя. И мы помчались вдоль берега. И вдруг остановился как вкопанный: передо мною в нескольких шагах лежало что-то голубоватое.

— Да, — услышал я над ухом, — это ее платье. А там туфли и штанишки.

— Какие штанишки? — Я не сводил глаз от этого голубоватого пятна на черном песке.

— Шелковые, — пояснил Ваяя.

Ничего не понимаю: при чем шелковые штанишки? И почему они на берегу? Что за чушь!..

— Она купалась? — спросил я.

— Не знаю.

— Где же она была?

— Я спал. А когда проснулся — ее уже не было. Я полежал в машине. Переждал ливень. А потом пошел искать. Наткнулся на платье. Я стал ее звать. Никакого ответа! Я поплыл в море. Зову — никакого ответа. О Лида, Лида, что же это такое?

И Валя заплакал. Навзрыд. Громко-громко. Ревел, как раненый лев. Рычал трагически, будто тигр. Бил себя в грудь, как горем убитый бедуин… Я внушительно сказал ему:

— Валя, не лучше ли поискать, чем плакать?

— Нет, — ответил он сквозь рыдания, — я не могу не плакать. О Лида, Лида!.. Что я скажу ее родителям?

— Где ее родные, Валя?

— В Киеве.

— И мать и отец?

— Да.

Мне хочется задать вам такой вопрос: что бы вы делали на моем месте? Нет, серьезно. Ну что? Было три часа ночи или утра. Весь берег спал. Ни души, кроме нас с Валей. Я спрашиваю: что делать? Глупо было обращаться с подобным вопросом к Вале. Он ничего не соображал. И все время твердил: «Лида, Лида!» — и никак не мог придумать, что скажет ее родителям по приезде в Киев…

Я счел необходимым учинить допрос, дабы выяснить, как говорится, все обстоятельства дела. У меня у самого голова не очень-то варила. Я был полон ею, Светланой. И мне, естественно, трудно было немедленно переключиться с роли Ромео на роль Шерлока Холмса.

— Валя, постарайтесь припомнить все детали. Когда вы легли спать?

— Часов в двенадцать. На надувных матрасах. А когда пошел дождь, мы перекочевали в машину.

— И вы, и Лидочка?

— Да.

— Потом вы уснули?

— Да. Во всяком случае, я.

— А когда вы хватились ее?

— Когда прошла гроза.

— Вы перед этим поссорились?

— Да.

— Сильно?

— Не очень. Лида заявила, что уйдет.

— Куда?

— Этого она не сказала.

— А вы и не поинтересовались, да?

— Верно. Она часто говорила: уйду да уйду! Я ей сказал, что она дура набитая. Что ненавижу ее. Но это была неправда.

— А она — что?

— Ничего.

— А потом вы нашли это платье?

— Да.

— Ничего не понимаю, — признался я.

Нет, в самом деле, я попрошу вас еще разок перечесть вышеприведенный диалог и сказать чистосердечно: что из него можно уяснить? Выходит, так: они повздорили, потом уснули, а потом Лидочка решила покончить с собой. Для этого она оделась, потом в тридцати шагах от машины разделась и — пошла ко дну… Лично я не вижу никакой логики в ее действиях…

— Валя, — сказал я, — говорят, что утопленника невозможно спасти через десять минут. Вы это знаете?

— Да, я слыхал.

— Прошло, по крайней мере, полчаса. Верно?

— Да, так.

— Поймите меня правильно: торопиться теперь уже ни к чему.

— Скорее всего, так. Но нельзя же сидеть сложа руки до самого утра?!

— Верно, нельзя. Что вы предлагаете?

Мы внимательно прислушались к шуму моря и внимательно осмотрели поверхность его. Ничего особенного не заметили. Никто не взывал к нашей помощи. Никто не махал руками.

— Вот что, — предложил я, — пойдем к Шукуру и разбудим его. Позовем Леварсу, поскольку хорошо его знаю, и посоветуемся. На всякий случай разбужу и тетю Настю: пусть все знают о случившемся.