Три сердца, две сабли

Рапорт мой по обходу служб будет кратким: мною не было обнаружено ничего особенного касательно их назначения, но сами помещения были устроены необычно. Внутри службы сообщались между собою по образцу усадебных анфилад, имели широкие входы во внутренний двор и весьма узкие наружу, в лес, причем с внешней стороны имели не простые запоры, а железные засовы. Большая часть помещений, щедро устланных сеном и соломой, была уже обжита завоевателями. Военное воображение подсказало мне образ страшной ловушки: всю усадьбу вместе со службами нетрудно было запечатать наглухо, поджечь строения со всех сторон – при этом жар внутри, во дворе будет ужасный, – а потом добивать всех спасающихся вражеских солдат на узкой переправе через озерцо, топить тех, кто не успел сгореть, в озерце. Сие «живописное полотно» казалось безумной фантазией, но, зная порой самоубийственную самоотверженность своего народа, стоило допустить, что оно может быть написано в самых ярких красках. Не о том ли думал на мосту и мой предусмотрительный соперник?

По счастью, на меня мало обращали внимание. Полина Аристарховна заранее распорядилась пристойно накормить гусар и заодно напоить в меру. Они пребывали в те часы в благодушном расположении духа. («Тут бы и поджечь!» – мелькнула у меня поистине разбойничья мысль.) Я перекинулся с тем и другим парой слов. Только одного молодчика застал я на барской конюшне в хлопотах. Он примеривался к одной из парадных уздечек, по оплошности не спрятанных подальше.

– Капитан здесь запретил мародерство, ты слышал? – решительно окликнул я его.

Молодой галл с крупным родимым пятном на щеке глянул на меня злобно и отошел.

С дворней и вовсе никаких сношений не было: она кланялась и шарахалась в стороны.

Кузни с ее огнедышащим жерлом, понятное дело, среди ближайших служб не было, но искать ее долго не пришлось. Бросившаяся в глаза тропинка через две сотни шагов привела меня на широкую поляну у края леса. Увидев раз усадьбу, надо было и здесь ожидать чего-то необычного. И все же я был удивлен до глубины души. Кузня выглядела столь внушительно, грозно и мрачно, так мощно пахла уже издалека железом и огнем, что можно было принять ее за маленький рудный заводик. Истинно русский Гефест трудился здесь, в этом странном нагромождении темных срубов.

Из предосторожности я решил не окликать громко хозяина кузни – не на русском же его окликать! Я подошел поближе, прислушался, огляделся. Меня сопровождала лишь полная тишина. Строение, как я уже отметил, было необъяснимо обширное, передо мною на выбор, как в волшебном сказании, было несколько массивных дверей, и одна была чуть приоткрыта. Я заглянул чрез нее в сумрак и… осмелился войти.

Ты спросишь меня, любезный читатель, не увидел ли я там меч-кладенец, выкованный чудесным кузнецом, что выстроил столь странную кузницу? Признаюсь, увидал я вдруг нечто более поразительное, а именно латного призрака баснословных времен, словно сошедшего со страниц рыцарских романов! Я так и остолбенел в ожидании, что он вызовет меня на поединок! Однако в следующий миг будто набатный колокол ударил у меня в голове – и я провалился в бездонную тьму.

Глава 4

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

С явлением железного рыцаря, нашествием мародеров, превращением дуэли в сражение, с гишпанскою корридою, двадцатью одним убитым и двумя ранеными

Две контузии на одну голову в один день не чересчур ли будет? Рассудить по здравому разумению, так точно чересчур, и даже потерять можно было его, здравое-то разумение от двух контузий. Однако день тот был необыкновенным, и все происходило в нем необыкновенно. Очнулся я начисто протрезвевшим и с головою поразительно ясною, хотя и несколько тяжелой.

Обнаружил я себя в той же самой полнейшей тьме, в кою и провалился. Было подо мною, однако, мягко и удобно, густо пахло сеном, на коем я устроился в бесчувствии… или же был кем-то устроен. Пошевелившись, я нашел сильное неудобство: весь я был спутан по рукам и ногам, будто муха, угодившая в паутину. Прозрение не замедлило полыхнуть ночною зарницею: видно, вновь угораздило меня попасть в полон к своим, вот незадача!

Подтверждение той острой мысли получил я всего через пару мгновений. Послышался шорох – похоже, вблизи, но за тонкой стеною или же дверью; а за шорохом – негромкий голос вопросил кого-то:

– Так оттащим, что ль, чего страху терпеть-то?

И другой, более басовитый и решительный воспретил:

– Пока не смеркнется, не угомонятся хранцы, никак не можно.

Первый вновь робел:

– А как найдут ево?.. Что с нами-то сделают? Высекут да стрельнут разом.

– Да кто ж его хватится? – хмыкнул важно первый. – Он у них белой вороною… То сама барышня сказывали… Залетела да улетела не знамо куда.

– А как очнется да каркать примется во всю глотку? – не унимался в опаске первый.

– Да кто ж его услышит-то отсель? – снова хмыкнул другой, но уже с меньшею уверенностью.