Три сестры

Каждая из них располагалась на открытом возвышении – скорее всего, какой-нибудь горе у себя на острове, но, в тоже время, находились в общем внутреннем пространстве, где могли видеть и слышать друг друга. Несколько недель назад, я уже присутствовал при их сеансе связи в земляной пещере, но тогда рядом со мной была Надя, а почему я вижу их всех сейчас? Позже, размышляя об этом, я решил, что наша последняя встреча с Надей оказалась чем-то большим, нежели прощальное занятие любовью. Скорее всего, она провела со мной некий обряд инициации и теперь, догадавшись попасть в нужное время в подходящее место, я оказался на линии связи, на пути непрерывного, объединяющего острова потока и смог к нему подключиться благодаря подаренному мне талисману.

Сейчас же у каждой из сестёр имелось по тайскому музыкальному инструменту, и хотя я никогда не интересовался местной народной музыкой, они показались мне знакомыми. Надя держала в руках сложную флейту «вод» – пучок, собранный из других флейт разного диаметра и размера, всего их было семь. Перед Верой стоял на подставке изогнутый дугой ксилофон «ранад», без которого в странах Азии не обходиться ни один национальный оркестр, а Люба держала в ладони «чинг» – две небольшие бронзовые тарелки, связанные между собой продетой через их середины верёвкой. Именно она задала ритм, несколько раз щёлкнув бронзовыми чашечками, и тогда они заиграли.

Их мелодия казалась поначалу простой и спокойной, как и вся услышанная мною тайская музыка, но только звук исходил будто бы изнутри меня, зарождаясь в районе солнечного сплетения, создавая вибрацию и запустив в моём сознании процессы, благодаря которым я впервые увидел Нити. И почему-то их присутствие не показалось мне чем-то необычным. Я читал у Мирча Элиаде о случаях, когда после удара молнии или при других странных обстоятельствах люди становились шаманами, то как раз и начинали различать эти пронизывающие мир струны. Однако, там не объяснялось, что именно они из себя представляют, а сейчас же я ощущал их, как квантовые волны, наблюдая, как они видоизменяются с помощью вибраций, исходящих от музыкальных инструментов девушек.

Музыка тем временем становилась всё более завораживающей, а меня не покидало ощущение, словно я проник за кулисы во время таинственного концерта, адресованного даже не людям, а самому пространству их обитания. Из мировой мифологии нам известно, как жестоко наказывали тех, кто намеренно или даже случайно подсматривал ритуальные действия, не предназначенные для человеческих глаз, меня же успокаивало лишь то, что я имею дело хоть и с могущественными, но всё-таки добрыми женщинами, а не суровыми языческими богинями.

Квантовые волны – или то, что я принимал за них – напоминали разного цвета нити, как ворсинки, вылезающие по краям холста из картины, описывающей саму структуру пространства. Они сплетались между собой, складываясь в узорчатую ткань причинно-следственных связей между событиями, сглаживая бушующие конфликты, гася вспышки ненависти и омрачений. Чем глубже сёстры погружались в свою игру, тем менее ясно я различал их самих в этом сверкающем танце, состоящего из элементов нашего возможного «прошлого-будущего».

Когда «симфония затмения» достигла своего пика, я засмотрелся на гипнотическое движение одной из волн, мысленно соприкоснулся с ней и она, как освобождённая пружина, сдёрнула часть моего сознания, унеся его высоко вверх. Теперь мой разум зависал над тёмными морскими водами и тремя островами, чьи очертания легко считывались из-за огромного количества горящих на них огней. Но Тао, Панган и Самуи сияли явно не электрическим светом – он исходил от самих людей и связующих их нитей. Подобно особенностям зрения совы или орла, различающих с большой высоты и пейзажи и бегущую в траве мышь, я мог приближать детали и увиденные мной человеческие существа напоминали кометы с тонкими и длинными хвостами, сцепленными ими друг с другом. И благодаря пронизывающей острова мелодии их цвета на глазах менялись, теряя свой ядовитый окрас, а беспокойное и суетливое мерцание сглаживалось, превращаясь в огни, насыщенные тёплым и ровным светом.

Затем финальные аккорды музыки подбросили меня совсем высоко, а когда я принялся падать, надеясь не промахнуться и снова угодить в собственное тело, то успел на мгновение увидеть Луну. В этом моём образе восприятия она являла собой явно рукотворную конструкцию, которую удерживал от вращения вокруг своей оси расположенный в её глубине некий непостижимый механизм. Как и мой маяк, он тоже издавал сигнал, но только его длительность и частота занимала гораздо более долгий временной промежуток. Снаружи всё это оказалось затянуто каркасом, который был, в свою очередь, скрыт бутафорской скорлупой, где виднелись знакомые очертания лунных морей и кратеров.