— Я один не полномочен решить такой серьезный вопрос, — сказал Уллубий. — Необходимо созвать Ревком.
— Сколько времени потребуется вам на это? — спросил офицер.
— Четыре часа.
— Это много.
— Во всяком случае, уж никак не меньше трех часов, — развел руками Уллубий. — Сами понимаете, господа! Вопрос в высшей степени серьезный.
— Хорошо! — Офицеры встали. — Мы согласны.
— Ровно через три часа вы узнаете наш ответ, — сказал Уллубий и щелкнул крышкой своих часов, давая понять, что он слов на ветер не бросает.
— Молодчина, Уллубий! Отлично разыграно! — воскликнул Гарун, когда парламентеры удалились. — Трех часов нам вполне хватит!
Однако Уллубий не склонен был разделять его восторг. Какая-то неясная тревога томила его.
— Идем на телеграф, — поднялся он. — Надо во что бы то ни стало связаться с Коргановым…
Уллубий нервничал, барабанил пальцами по столу: ему казалось, что прошло уже не меньше получаса. А связи с Баку все не было. Молодой телеграфист волновался. То и дело повторял, глядя на Уллубия виноватыми глазами:
— Ну что ты будешь делать! Никак не получается! Вдруг где-то совсем рядом хлопнул выстрел, потом второй, третий… Началась беспорядочная винтовочная пальба. Распахнулась дверь, и в телеграфную ворвался Джалалутдин. Он был в одной рубашке, без шапки. В руке пистолет.
— Они подошли к вокзалу! Снизу, по железнодорожным путям. Совсем с другой стороны!
— Обманули, гады! — яростно крикнул Гарун.
— Так я и думал, — нахмурился Уллубий. — Ну что ж, в конце концов, этого надо было ожидать. Как с погрузкой?
— Погрузка закончена!
— Олично! Пошли…
— Товарищ Буйнакский! Баку на линии! — крикнул телеграфист.
Уллубий вернулся к аппарату и стал спокойно диктовать текст телеграммы.
А шум боя тем временем все нарастал. Вот совсем близко застрочил пулемет, послышался звон бьющихся оконных стекол, гул приближающейся орущей толпы. В комнату вбежала Оля. Бледное как мел лицо ее было искажено гримасой ужаса. Белый халат весь в крови.
— Оля! Что с тобой? Ты ранена? — схватил ее за руку Джалалутдин.
— Пустите… Ох, страх какой! — повторяла она.
— Да говори же! Что они с тобой сделали?
— Со мной ничего… Кажется, я убила его… Совсем убила. Насмерть!
— Кого убила? Да говори же ты, что случилось? — встряхивал ее за плечи Джалалутдин. Но она только слабо махала рукой в ответ и в ужасе закрывала глаза, словно пытаясь отогнать преследующее ее страшное видение.
— Офицера убила, — наконец заговорила она. — Они вошли в парикмахерскую. Он схватил меня, а я испугалась… и бритвой его… И сразу кровь… кровь… Ох, как страшно!..
Вбежал Захарочкин. Схватил Уллубия за руку:
— Товарищ Буйнакский! Что же вы? Быстрее! Вокзал окружен, надо уходить!
— Джалалутдин! — сказал Уллубий. — Бери Ольгу и бегом на пароход! Быстро!
Уллубий с браунингом в руке продолжал диктовать текст телеграммы. Голос его был едва слышен в царящем вокруг гомоне и гуле. Вот уже все ближе, ближе голоса, оглушительная пальба, топот ног: очевидно, противник ворвался в здание вокзала. Да, пора уходить. А то поздно будет.
Уллубий с группой товарищей кинулись к лестнице. Впереди шел Захарочкин. Он первый выглянул наружу, быстро прицелился, выстрелил. Совсем близко засвистели пули.
— Что с тобой? — спросил Уллубий, увидев, что Захарочкин прижал левую руку к груди. — Ранили?
— В руку. Кажется, кость не задета. Заживет, — отвечал тот на ходу. — Ну вот наконец и причал… Быстрее! Быстрее!
У причала их ждал Джалалутдин. Они обнялись.
— Ну, гляди! — говорил Уллубий, прощаясь с другом. — Не делай тут глупостей! Никаких безрассудных шагов! Ты меня понял? Учти! Нам с тобой рано погибать. Мы тут еще ох как понадобимся!.. Вот так-то, брат! Сегодня же уходи берегом моря вверх. Как договорились… Ну, еще разок обнимемся напоследок!..
Уллубий и Захарочкин последними прошли по сходням и смешались с толпой красногвардейцев на палубе. Наконец сходни были подняты и пароход медленно отчалил от пристани. И тут к причалу подскочили всадники в черкесках, в папахах. Они на скаку стреляли вслед уходящему судну. С крыши вокзала вслед удаляющемуся пароходу застрочил пулемет. Пулеметная очередь полоснула совсем рядом, вспенив воду за бортом.
— Товарищ Буйнакский! Отойдите от борта! Ведь так вас и убить могут! — услышал Уллубий звонкий девичий голос. Оглянувшись, он увидел Олю. Она стояла неподалеку от него в том же самом залитом кровью белом халате, в каком ворвалась полчаса назад бледная, задыхающаяся от ужаса в комнату телеграфиста. Но теперь казалось, что весь пережитый ею кошмар не оставил ни малейшего следа в ее душе. Лицо ее раскраснелось, глаза блестели. Буйный ветер революции подхватил ее и нес неведомо куда, и она с готовностью отдавалась порывам этого ветра.
— Уллу! Пойди в каюту, приляг! Погляди, на тебе лица нет! — услышал он голос Володина.
«И то правда, — подумал Уллубий. — Самое трудное уже позади. Теперь можно и выспаться».
«Уллу» — назвал его Володин. И от этого имени сразу повеяло на него чем-то далеким, давно забытым. Хотя вроде не так уж это было и давно: всего-навсего семь лет тому назад.