Три способа понимания семи лучей и другие очерки эзотерической психологии

Великие произведения искусства вдохновляют нас, что означает поднятие на мгновение завесы и открытие нам намека на неописуемое великолепие — жизнь и свет небесные. Произведения журналистов не претендуют на такой подъем и не ставят его своей целью. Журналистика стремится поддерживать уровень информированности людей, поддерживая их сознание на уровне последних достижений. Если люди хотят вдохновения или глубоких познаний, они обращаются к другим источникам. Мыслитель поэтически-художественного склада нуждается в укромном месте (башне из слоновой кости), чтобы открыться своей музе. Журналист же носится в гуще городской суматохи, выискивая, что нового и важного случилось за последнее время. Это и есть умение копировать мир таким, какой он есть. Что при этом важно, так это сохранять «потоковость» ситуации. Новый опыт Уиттемора в мире журналистики стал для него миром нового качества и новой энергии. Энергия 1–3 — это практичная, приземленная, разумная, сильная, полнокровная энергия, не отворачивающаяся от нелицеприятных фактов. Развивая эту энергию, человек, как следствие, становится сильнее. Он становится способным контактировать с великим множеством людей самым разумным образом. Он становится менее тонкокожим. Он крепчает.

С другими типами ситуация — в целях равновесия — может быть обратной. «Крепкоголовый» журналист может немало выиграть от тренировки чувствительности. Но в любом случае, чтобы по-настоящему открыться новому миру, вряд ли достаточно, в общем случае, легкой экскурсии по нему.

Упущенная возможность. После трех лет работы в «Новой республике» Уиттемору позвонил помощник известного обозревателя в «Нью-Йорк Таймс», который хотел получить от него статью, чтобы быть посвященным в «современное состояние поэзии за пару дней, на основе чего можно было бы сделать очерк». Уиттемора задел не только такой подход, но и то, что обозреватель не обратился к нему напрямую. А главное, обозреватель хотел получить статью о поэзии, не вникая в саму поэзию. Уиттемор сделал вывод: «Я постепенно понял, что не могу писать на эту тему, для этого у меня не хватало высокомерия» («Поэт в роли журналиста», с. 13).

Мы можем легко понять реакцию Уиттемора и его трудности. Поэзия — нечто близкое его сердцу. Быстренько прочитать статью о современном состоянии поэзии кажется чем-то поверхностным и легкомысленным. Газеты имеют право на свои поверхностные комментарии. Они лишь пытаются привлечь внимание читателя, быстро просматривающего предлагаемые материалы в поисках легко усваиваемого материала.

Мог ли Уиттемор в этом случае с большим пониманием отнестись к духу журналистики? И что он мог сделать в данной ситуации? Он мог бы отрекомендовать в статье нескольких своих любимых поэтов. Какая возможность привлечь внимание публики, например, к молодому талантливому, но малоизвестному поэту! Он мог бы помочь делу образования современной публики, которая в спешке многое упускает. Кроме того, Уиттемор мог установить контакт и наладить сотрудничество с одним из самых влиятельных газетчиков в стране с дальнейшим обменом услугами и информацией.

С другой стороны, обозреватель «Нью-Йорк Таймс» мог хотя бы пригласить Уиттемора на ланч. Поручение помощнику сделать звонок слишком сильно отдает заносчивостью, которая, увы, слишком часто приходит вместе с властью и престижем. Такова одна из психологических проблем 1-го Луча на личностном уровне.