Три степени свободы (СИ)

Сначала принял маячившее впереди за полосу выдранной, непонятно зачем, травы, после за гигантскую по ширине яму, но по мере продвижение ближе, разглядел в этом поселение. Если так это можно называть. Дома располагались по кругу, выдолбленные в этой выдолбленной «яме». Маленькие окна, подобие балконов и сплошные лестницы. Масштаб поражал, как и идея, но в голову пришла мысль засыпать землей.

Почему не строить дома? Почему не забираться на самые массивные деревья и не обустраиваться там? В конце концов, можно жить в пещерах. Почему этих людей так тянет к земле?

Фавн рассказал, что таких «ям» у них сотни, и везде больше сотни людей, но этого не хватало на завоевание Ллаголии. Особенного после каких-то последних событий, в которых они потеряли безумное количество братьев. И, казалось, никаких сестер.

Я спросил — почему они хотят завоевать Ллаголию, и смешно, что у Фавна не нашлось ответа. Еще смешнее, что он сам же и засмеялся; после поведал о некой миссии, предназначении и, расправившись с объяснением «высокими и благородными» словами, попросту сказал, что нужно больше территории, и что без стремления к чему-либо Демерии придет застой, ведущий к праху. Понимаю это, хотя также понимаю, что стремиться можно было бы к чему-то более миролюбивому. Только существует ли миролюбие там, где острые палки воткнуты в землю? Существует, конечно. Но Ллаголия что-то вроде красного пятна для быка, и пока маячит на карте — не подарит смирения.

Рядом с Фавном я ощущал себя хорошо. Намного лучше, чем с кем бы то ни было до этого. Никакого напряжения, отчуждения; я чуял некую целостность с ним, некое единение от преследования общей цели. Не так, как с Господином Ореванара.

Быть может, дело было в том, что Фавн и братья воистину поклонялись зверю и зверству, поклонялись тому, чем по сути являлся я. Не желали мне смерти, не корили, не подозревали и не стремились приручить, они видели меня насквозь и принимали это. Мне впервые со времен леса не приходилось никого из себя строить, ничего скрывать.

Казалось бы, здесь мое место, среди них, можно успокоиться и привести в душу умиротворение, но нет. И главное, в Демерии покоя не знали также, они желали, стремились к лучшей доле, рвались вперед, грезили претворения в жизнь Предсказанного Величия и делали для этого многое.

— Зверем зверством зверями! — Фавн поднял руки, длинные рукава сползли, обнажая белоснежную кожу на контрасте с черной тканью. — Мы расплачиваемся за будущее уже сейчас!

Девушка не сопротивлялась, не дергалась, лишь едва заметное дрожание, некая судорога тела, уловимая глазами.

Повязка на бедрах, прикрытые веки, несозревшая грудь. Я наблюдал за медленным ее дыханием, за мучительным поднятием и опусканием грудной клетки. О чем она думала? Желала ли сбежать оттуда, и если желала — то почему не пыталась?

Распростертая на доске: руки связаны и подняты вверх, ноги же связаны внизу и никак не прибиты.

Фавн прошелся рядом с ней, осторожно ступая и остановился у ее головы:

— Спи спокойно, дитя, — прошептал, и дрожание тела прекратилось. — Винлан, — обратился уже к толпе скрывающих свои лица под масками, и человек-лиса вышел вперед, протягивая железный штык.

Луна светила кровавая. Ветра не было, а может камни укрывали нас намного лучше, чем я думал.

Не видел особого смысла в этих ритуалах, казалось странным, но мощь в этом ощущалась. Ритуалы приносили нечто — будь то сила, видение или нечто другое, что еще не познал. Поэтому останавливать и мешать никак не смел. Это их Демерия, их правила, их судьба.

Фавн проткнул ее тело между грудей и штык не вытащил. Тело дернулось напоследок и больше никогда уже не вздымалась грудная клетка, никогда не открывались глаза.

Все вокруг забормотали «Зверю зверством зверям» делая из этого заклятие, а я просто выжидал окончания. Вечер словно наполнился магией — нехорошей, ощущающейся кончиками пальцев. Чужая смерть повисла в воздухе, я дышал ей и мечтал уйти.

— Зачем? — спросил, когда мы вернулись в поселение; спросил, когда сидел за одним столом с Фавном, и никого, кроме слуги-зайца, рядом не было.

— Одна смерть даст нам всем жизнь, — Фавн указал слуге на дверь, и после мы остались совсем вдвоем. Между нами только кувшин и деревянные плошки. В окно еле пробивается свет, кажется, вдыхал пыль стен. — Тебе было неприятно это видеть, Тай?

— Мне все равно, — пожал плечами. — Как ее звали?

— Ванесса, — с еще большей равнодушностью, чем я, ответил и руки потянулись к маске. Наклон головы, и поднялось лицо уже ни за чем не скрывающееся.

Раскосые, широко расставленные черные глаза — первое, что привлекло внимание. Далее я уже заметил нос с горбинкой и щетину, самое обыкновенное лицо человека и никаких рогов.

— Тай, ты ведь с нами, ты ведь понимаешь, к чему мы идем. Я не знаю твоих планов и намерений, но знаю, что нам с тобой по одному пути идти, — положил маску на стол и протянул ко мне руку, чтобы я ее пожал, — и мы пойдем вместе.