Но самое главное, самое обидное для Норы было то, что она впитала самый его дух: думала, чувствовала, действовала точно так же. Мечта о дочери-наперснице, которой она на заре ее юности поведает романтическую историю юности своей, расскажет о сестре, о своих муках и об искуплении всех своих грехов, умерла, когда Стасе исполнилось тринадцать. В тринадцать это был уже самостоятельный человек. Ее интересовало все на свете. Она занималась плаванием и каждый год сдавала нормы на все более и более высокий разряд. Не дотянув до кандидата в мастера только одной секунды, Стася неожиданно бросила плавание и с тем же рвением принялась за волейбол. В библиотеке она брала книги сразу всех жанров: Флобер и «Советы юным садоводам» интересовали ее одинаково. По телевизору с одинаковым упоением смотрела футбольный матч, детектив и последние новости. Нора порой наблюдала за выражением ее лица, когда кончалась трогательная мелодрама и начинался матч по боксу. Никаких изменений в лице дочери не происходило: тот же живой интерес, что и ко всему на свете.
В сферу ее интересов входили вечера камерного балета и молодежные дискотеки, философские беседы с отцом и трехчасовое щебетание с мальчиками по телефону вовсе ни о чем, Анна Ахматова по утрам и прыганье через скакалочку по вечерам с жеманно хихикающими подругами. Казалось, Стася была всеядна. Однако это только казалось. Она шла по жизни весело и ничего не принимала всерьез. Участвуя во всем – от всего оставалась в стороне. Располагая к себе людей, она никому по-настоящему не отдавала свое сердце. Весь мир делился на две половины: на Стасю с папой и всех остальных. Остальные не допускались в сердце. И Нора не стала исключением…
10
(Феликс)
Теперь Феликс стал компаньоном Корнилыча. У него было чему поучиться. Корнилыч дело знал до тонкостей. Главное, Феликс теперь научился навязывать людям свою волю, о чем так давно мечтал. Нужно было правильно пользоваться словами. Говорить односложно. Просто. Чем проще был приказ, тем скорее его выполняли. Теперь его не интересовали спонтанные реакции людей, его интересовало, насколько точно и четко они делают то, что он им приказывает. Его власть над людьми перешла на новый уровень.
Рассказ Корнилыча о встрече с Дмитрием несколько обескуражил его. «Есть такие люди… неподвластные…» Это спутало ему сначала все карты. Но потом он решил: хорошо, можно ведь не бить сразу прямо в сердце, можно отрезать по кусочку. Сначала лишить близких и друзей, потом работы, потом дома, ну и всего остального. А потом контролировать время от времени, не давать покоя, разрушать все, что тот попытается создать. Вот настоящий ад. И все это нужно делать постепенно, не торопясь, чтобы, пока не затянулась старая рана, успеть нанести новую. Заставить жить в постоянной боли потерь и разочарований.
В свободное время Феликс иногда подъезжал к дому Дмитрия, доставал бинокль, рассматривал лица охранников, наблюдал передвижение людей за окнами. Изучал повадки. Хотел нанести удар потяжелее. В один из таких своих приездов он заметил, что у Норы выпирает живот. Мысли закружились в голове вихрем, он рассмеялся от напряжения и прикрыл ладонями глаза. Дикая мысль, конечно. Но что, если все действительно так? Если это его ребенок? Вот потеха! Получается, что он уже нанес удар. И какой! Подарил им девочку. Девочку, которая не доживет до восемнадцати. Какая трагедия для родителей! Этого, конечно, может не быть, но все-таки весело…
Через год он «поймал» Нору, когда она гуляла с коляской по окрестностям. Пока та смотрела неподвижно в одну точку, Феликс подошел и заглянул в коляску. Девочка была очень похожа на Нору. Похожа так, словно об отце речи и не было, словно Нора родила ее без чьей-либо помощи. «Не ты ли, – думал Феликс, – последняя в роду? Если ты, то недолго тебе мучиться на этом
свете. Если только… Где же та добрая фея, что в состоянии разрушить злые чары? Знал бы, перерезал бы этой фее горло…»
Отцовские чувства не проснулись. Девочка казалась почему-то опасной. Как только Феликс склонился над коляской, безмятежно спящий ребенок вылупил глаза и заорал во все горло. Пришлось отойти, Нора-Нина стала тихо вздрагивать, и «удержать» ее становилось все труднее.
Он рассказал о девочке старику. Тот пожал плечами.
– Ты и придумать не мог бы лучшей мести. Чего еще тебе надо? Во-первых, он всю жизнь будет воспитывать чужого ребенка. Во-вторых, через семнадцать лет его ждет большое потрясение. Но поверь мне – это не твоя девочка. Ни одна женщина такого бы не допустила. Так что выбрось из головы и работай, мой мальчик. Кстати, дельце одно дружок подсунул – обхохочешься…
Дельце действительно было из ряда вон выходящим. Не то, что вокзальная обдираловка граждан… «Сделаешь – озолочу, – говорил Феликсу старинный приятель Корнилыча. – Очень прошу, постарайся».
11
(Феликс)