Три судьбы

Ей пришлось заставить его выпить большую часть бутылки, пока она кое-что не разузнала о нем. Гость оказался журналистом. Не очень опытным. Работал с корреспонденцией и хотел пробиться в репортеры. Одно письмо показалось ему до того перспективным, что он, не говоря никому ни слова, взял несколько дней за свой счет и выехал по месту жительства адресата. Подробности, выложенные автором письма, журналиста вконец очаровали. Он лихорадочно писал очерк, мечтая о том, как в редакции все рухнут от зависти. Копая все глубже и глубже, он неожиданно вышел на Дмитрия. И тут он смекнул, что собранный материал можно продать не за славу в редакции, а за хорошие деньги самому Дмитрию.

– Что же это за материал? – спросила Мари. – Статья? Фотографии?

– Сейчас время технического прогресса. – Переваливаясь через стол, он пытался ее поцеловать, вытягивая губы трубочкой. – Две маленькие дискеточки.

– И что в них? – Мари, морщась, уворачивалась от него.

– Даты, явки, бабки, – засмеялся он, чмокнув ее наконец в плечо.

– Нет, правда? – не отступала Мари.

– Там, как я понял, соль и смысл его жизни. Он за них все отдаст. Любые деньги выложит. На пароходе он меня уже покатал – раз. Деньги выдал – два. А теперь…

Мари сначала сопротивлялась. Легко откидывая его руки, отталкивала снова и снова. Она была сильнее. Но одна мысль не выходила у нее из головы. Этот человек может погубить Дмитрия. А значит – и ее. Она не представляла себе жизни без Дмитрия. Она должна помочь. Но как это отвратительно… Может быть, закрыть глаза? Представить, что это…

Но представить не получилось. Слюнявые домогательства быстро перешли в липкую близость, окончившуюся коротким победным кличем журналиста. После чего он тут же уснул на кровати, не раздевшись и даже не сняв ботинки, а Мари быстро отыскала дискеты с зелеными наклейками. Они были во внутреннем кармане пиджака.

Она вернулась, когда Дмитрий уже крепко спал. И провела ночь без сна. Ей все казалось, что вот-вот явится журналист и начнет барабанить в дверь кулаками. Вспомнила его слова: «Переписать их нельзя. Их можно только разок прочесть. Вся информация тут же сотрется, имей в виду! Но я-то никуда не денусь! Я-то здесь…»

В коридоре раздался легкий шум. Сон как рукой сняло. Мари села на кровати: сердце готово было выскочить. Она дрожащими руками налила себе воды.

– Спи, – сонно приказал Дмитрий. – Спи и ни о чем не волнуйся.

Плавание продолжалось еще полторы недели. Журналиста они больше не встречали. «Пойдем отсюда», – иногда быстро говорил Дмитрий, и она понимала – журналист где-то рядом, Дмитрий не хочет с ним больше встречаться. Они провели девять безумных ночей. Она перестала думать, перестала вспоминать. Для нее в мире ничего не осталось, кроме плеска волн по ночам, кроме его нежности.

К концу путешествия Мари краем уха услышала, что якобы пропал один пассажир. Вроде бы из наших. Кажется, сошел на берег и не вернулся на корабль. Она не придала этому значения. Дмитрий в последние несколько дней уже не дергал ее за руку неожиданно…

После плавания Мари не видела Дмитрия целую неделю. И много думала. Вспоминала. Сопоставляла. Если этого журналиста все-таки сбросили за борт, то почему бы не сделать этого раньше? Ей не было жалко этого отвратительного человека, ей было жалко себя. Она вспоминала объятия журналиста, и ей становилось гадко, хотелось забыть поскорее эту грязную историю на корабле. Но не тут-то было… Она теперь явственно ощущала тошноту по утрам. Несколько раз ее рвало. Мари осунулась, на лбу появились вульгарные подростковые прыщи.

Дмитрий всерьез обеспокоился и прислал ей врача. Пышнотелая женщина взяла у нее анализы, послушала, постучала по спине, помяла живот. Мари так и не решилась сказать Дмитрию, что беременна. Ей очень хотелось, чтобы в кармане его пиджака, пусть даже в каком-нибудь самом потайном кармане, появилась бы фотокарточка щекастого мальчика, такого же серьезного, как отец. Но она не была уверена, что именно он был отцом этого мальчика.

Как ни крути, Мари не могла поклясться, что это его ребенок. Порой ей хотелось рассказать Дмитрию обо всем, хотелось, чтобы он обрадовался, чтобы убедил ее, что ребенок его. Еще она думала про анализы, устанавливающие отцовство. Но до анализов нужно было прожить девять долгих месяцев в сомнениях и тревогах. К тому же анализы могли показать, что Дмитрий тут вовсе ни при чем. И тогда – ужас, раскаяние, вечная пытка жить рядом с нежеланным ребенком…

Врач успокаивал ее – больно не будет.

Еще бы за такие деньги было больно! За такие деньги должно быть даже приятно.

Ей действительно не было больно. Как предупредила женщина в белом халате: закроете глаза, откроете глаза и пойдете домой. Она вышла, одурманенная анестезией, из больницы, села в такси, поехала домой. «Отсыпайтесь и ни о чем не думайте». Но она не спала и много-много думала… И результаты этих раздумий скоро дали о себе знать.

– Ты очень переменилась, – сказала ей Лариса тоном, не терпящим возражений.