Когда уходила, Мари сказала, что теперь точно знает что-то. А потом – про прошлое. Что она имела в виду? Чье прошлое? Его? Конечно – его! Это у него накопилось много пепла. И в нем она обжигала пальцы. Поэтому ее и убили. Стоп! Остановочка. Убил ее не он. Значит, возможны два варианта: этот пепел не из его жизни, а из жизни близкого ей. И второй: если и из его жизни, то кто-то еще очень не хотел, чтобы все вышло наружу. Мари могла повредить кому-то, и в основе всего лежало… Что же? Деньги, конечно. У таких людей не бывает других проблем.
И еще – этот журналист на корабле. Что он раскопал? Может быть, остались какие-нибудь записи, заметки…
Утром Слава позвонил Севе.
– Ну, друг, и втравил же ты меня в историю! – сказал тот хрипло.
– Взаимно, – отозвался Слава. – Мне нужно задать один вопрос боссу.
– Э-э-э… А он не будет возражать?
– Самому интересно.
Дмитрий перезвонил ему в середине дня, когда Лариса принимала душ. Голос был уставший и простуженный.
– Что ты хотел?
– Мне кажется, я нашел зацепку. Но для того, чтобы ею воспользоваться, нужна информация…
– Не тяни.
– В какой газете работал тот журналист с корабля?
На другом конце провода воцарилось молчание.
– В «Спид-инфо», – отозвался наконец Дмитрий.
Конец дня Слава посвятил закупке продуктов для Ларисы, которая по-прежнему отчаянно боялась выходить на улицу, покупке билетов до Москвы и приобретению диктофона…
Утром он уже был в Москве и стоял возле центрального офиса газеты. От куривших у подъезда молодых людей он узнал, что Женька Зыкин работал в отделе писем, около года назад с ним что-то приключилось. Толком никто не помнит, да и, честно говоря, не интересуется, поганый был человек. Правда, осталась его пассия. До сих пор, похоже, по нему сохнет. Может быть, она чем поможет.
Охранник, важно восседавший на своем посту, соединил Славу по телефону с указанной пассией, и та вышла на улицу.
– Я только на минуту, работы много, – сказала она быстро. – У вас есть какая-то информация о нем?
– Есть кое-что, – прищурившись, ответил Слава. – Я веду журналистское расследование по поводу его гибели.
Она разве что не взвизгнула.
– Приходите вечером, часикам к пяти, я обязательно освобожусь, а вы обязательно мне все расскажете.
– Да, – пообещал Слава.
Вечером она говорила так же быстро и бессвязно. Сначала – пока они не спеша продвигались к Ленинградскому вокзалу – о личности Евгения Зыкина и его взаимоотношениях с ней, Викторией. Потом у Славы заболела голова, но он все-таки силился сосредоточиться и выудить из потока ее речи хоть что-нибудь важное для себя. Все, что ему требовалось узнать, прозвучало в заключение ее длинных и сумбурных излияний.
– …когда пришло письмо.
– Одну минуточку, – перебил ее впервые Слава. – Какое письмо, откуда, от кого?
Виктория остановилась и нахмурила бровки.
– Не помню, – сказала она после некоторой паузы. – Оно до сих пор валяется у меня в столе.
«Вот дура!» – выругался про себя Слава и посмотрел на часы. До поезда в Ленинград оставался час, а письмо лежало там, откуда они все время удалялись в потоке пустой болтовни. Он остановил первую же попавшуюся машину и потянул к ней Вику.
– Поехали!
– Куда?
– За письмом. Мне же документы нужны. Разве ты не знаешь, как пишутся такие статьи?
– Нет, я работаю в отделе рекламы, – пропищала она, падая на заднее сиденье.
Слава прочел письмо в поезде и едва сдержал себя, чтобы не рассмеяться. Надо же, какие глупости пишут люди в редакции газет. Глупости и пошлости. Неужели автор действительно пережил все, о чем пишет, и двадцать лет ждал, чтобы рассказать об этом курьезе во всеуслышание? Смешного в истории, конечно, было ровно столько же, сколько и грустного, но вся нелепость этого несчастного случая, а главное, стиль автора письма вызывали только смех.
В вагоне поезда Слава загрустил. Поводов утопить в синем море журналиста, располагающего таким «убийственным» компроматом, он практически не видел. Слава принялся запихивать письмо в конверт и вдруг замер… Город, из которого пришло письмо. Он где-то слышал… Да, Мари говорила! В этом городе она родилась и выросла. Значит, что-то такое здесь есть… Он стал снова перечитывать письмо и вдруг подумал: а ведь у Мари могли быть и другие резоны, когда она выуживала дискеты у журналиста, – никак не касавшиеся ее любви к Дмитрию…
Он вернулся домой, так и не решив, рассказывать Ларисе о письме или нет. Чего она ждет? Она явно все время чего-то ждала. Отсиживалась у него – и ждала. Но чего – он так и не сумел понять.
У общежития было непривычно тихо. Обычно у крыльца возился десяток малышей, а на двух лавочках «загорали» подвыпившие жильцы. Мальчишки крутились вокруг на велосипедах. Сейчас никого не было.
На вахте, как всегда, сидела компания работников быта. Разговор был жаркий. Кто-то увидел Славу, крикнул остальным: «Во!» – все замолчали. Слава остановился. Люди смотрели на него во все глаза.
– Что-то случилось? – спросил он вежливо.
– Ага, – ответили ему радостно. – У нас тут снова стреляют. Вчера вечером здесь милиции было больше, чем жильцов.
– Убили кого-то? – Голос его дрогнул.
– А как же!